Секретная предыстория 1937 года. Сталин против красных олигархов

Ягода, почувствовав в лице Трилиссера сильного конкурента, еще более активизирует свое участие в борьбе бухаринского руководства с левой оппозицией. Он внедряет свою агентуру к оппозиционерам, засылает своих провокаторов на их встречи, прослушивает телефонные переговоры, служебные кабинеты и квартиры лидеров оппозиции. Среди прочих ему удалось завербовать одного из секретарей Каменева.[278] Жена Бухарина Анна Ларина сообщает: в 1927 г. Бухарин рассказывал ей, как они со Сталиным читали расшифровку интимного разговора Зиновьева со своей женой Златой Лилиной, который был записан на квартире Зиновьева.[279] Любопытна дальнейшая судьба тех провокаторов, которые по заданию Ягоды, Агранова или Дерибаса под видом оппозиционеров внедрялись в их среду. Через десять лет они подверглись аресту как настоящие оппозиционеры в прошлом. «Все они гораздо хуже переносили заключение», чем настоящие члены партийной оппозиции, «непрерывно писали протесты и заявления во все инстанции, включая Сталина, — и все получали стереотипные отказы».[280]

Чувствуя свое бессилие перед всюду проникающим ОГПУ, оппозиционеры в августе заявили о прекращении фракционной борьбы на условиях прекращения преследований левой оппозиции и возвращения ее руководителей к партийной жизни. И здесь опять понадобился Ягода. 12 сентября 1927 г. он с помощью некоего бывшего врангелевского офицера, агента-провокатора ОГПУ.[281] «обнаруживает» подпольную типографию, которую якобы использовали в своих целях оппозиционеры, чтобы печатать статьи Троцкого и других вождей оппозиции. Исполнителем этого дела явился уже упоминавшийся выше М. Гай, ранее начальник Политотдела войск ОГПУ, затем командир дивизии имени Дзержинского, а теперь помощник начальника 4-го отделения Экономического управления (ЭКУ) ОГПУ (это отделение курировало Наркомвнешторг). Благодаря делу о типографии Гай поднялся еще на одну ступеньку в служебной лестнице, став начальником 8-го (информационно-агентурного) отделения ЭКУ ОГПУ. Оппозиционеры подали заявление о провокационном характере этого дела, что было расценено в Политбюро как возобновление фракционной деятельности. Сталин, выступая на Октябрьском Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК 1927 г. и мастерски разыгрывая обманутое миролюбие, заявил согласно стенограмме следующее:

Сталин.… На прошлом пленуме ЦК и ЦКК в августе этого года меня ругали некоторые члены пленума за мягкость в отношении Троцкого и Зиновьева, за то, что я отговаривал пленум от немедленного исключения Троцкого и Зиновьева из ЦК. (Голоса с мест: «Правильно, и теперь ругаем».) Возможно, что я тогда передобрил и допустил ошибку, предлагая более умеренную линию в отношении Троцкого и Зиновьева. (Голоса: «Правильно!». Тов. Петровский: «Правильно, всегда будем ругать за гнилую «веревочку»!») Но теперь, товарищи, после всего того, что мы пережили за эти три месяца, после того, как оппозиция нарушила ею же данное обещание о ликвидации своей фракции в специальном «заявлении» от 8 августа, обманув еще раз партию, — после всего этого для мягкости не остается уже никакого места. Теперь надо стоять нам в первых рядах тех товарищей, которые требуют исключения Троцкого и Зиновьева из ЦК. (Бурные аплодисменты. Голоса: «Правильно! Правильно!». Голос с места: «Троцкого надо исключить из партии».) Это пусть решает съезд, товарищи.[282]

В итоге Пленум исключил Троцкого и Зиновьева из состава ЦК. После этого оппозиционеры попытались использовать тяжелое положение городского населения, рост безработицы, товарный дефицит и рост цен, чтобы продолжить борьбу против Бухарина и добиться своего возвращения в состав ЦК. Они готовились провести массовые демонстрации в Ленинграде во главе с Зиновьевым и в Москве во главе с Троцким по случаю 10-й годовщины Октябрьской революции (в этот же день, 7 ноября 1927 г., был день рождения Троцкого). Ягоде через агентуру стало об этом известно, и он начал совместно с Бухариным принимать свои подготовительные меры.