Однако в целом перевод подчиненных Евдокимова на закордонную работу себя не оправдывал: очень уж они для нее были глупы и неотесанны. Попробовали использовать на работе в Польше некоего Петро Дехтяренко, зампредседателя Киевской ЧК. Он отличался большой любовью к женскому полу и часто по ночам приезжал в тюрьму, чтобы насиловать приговоренных к казни женщин. Среди них он встретил некую графиню старше его лет на десять, был ею очарован, освободил из тюрьмы, затем бросил свою жену и женился на графине. Новая жена много занималась с ним, читала ему книги и даже пыталась обучать музыке. Посчитали, что его можно, пожалуй, выдать за дипломата. По прибытии в советское посольство в Варшаве он повесил на двери своего кабинета объявление: «Варшавское губернское отделение Чрезвычайной комиссии». Высшим его успехом как разведчика было приобретение за большие деньги «секретного договора между Польшей и Люксембургом», по условиям которого Люксембург в обмен на город Познань якобы обещал Польше прислать 200-тысячную армию для войны с Советской Россией: некультурный и малограмотный Дехтяренко принял эту чепуху за чистую монету.[370]
Иначе поступили с неким Чернецким, бывшим матросом, помощником уполномоченного Особотдела в Полтавской губернии, к которому был весьма расположен Евдокимов. Чернецкий задушил и бросил в канаву председателя Константиноградского уездного исполкома Щучку, объявил это делом рук местных обывателей и взял двести человек из них в заложники, расстреляв пятьдесят. Чтобы не вызвать восстания, Чернецкого пришлось арестовать и судить в Харькове. В газетах сообщили о его расстреле, а затем под другой фамилией перевели продолжать службу на Дону.[371]
По окончании Гражданской войны Евдокимова перевели в громадный в то время Северокавказский край для борьбы с повстанческим движением среди казачества и горских народов. Боевые действия в том краю не прекращались до Второй мировой войны и прихода немцев. Не имея возможности победить восставшее население, Евдокимов и его люди прибегали к испытанному на Украине приему: приглашали повстанцев для переговоров, гарантировали безопасность и сохранение жизни, а затем расстреливали. Именно так поступили, например, с имамом Наджмуддином Гоцинским, бывшим депутатом Государственной думы, выдающимся дагестанским ученым и поэтом, получившим блистательное образование (он был сын известного на Кавказе арабиста, царского наиба Доногоно Мухаммада). Гоцинский, в отличие от других имамов, очень хорошо относился к русскому населению Дагестана и защищал его от притеснений, выступая лишь против засилья коммунистов. В 1925 г. его уговорили сдаться на условиях амнистии,[372]
после чего расстреляли не только его и 16-летнего сына, но и дочерей, а также прочих родственников.[373]Обнаружив, как и Ягода, тягу к участию в московских внутрипартийных интригах, Евдокимов пытается обратить на себя внимание Москвы. Для этого он не брезговал столь явными фальсификациями, что даже на Лубянке о нем отзывались с отвращением. Фельдбин-Орлов дает ему такую характеристику: «Это была странная личность с застывшим, точно окаменевшим лицом, сторонившаяся своих коллег… В прошлом заурядный уголовник…[374]
» В ноябре 1926 г., когда он находился в Москве, из Ростова пришла телеграмма о том, что дивизион войск ОГПУ окружил и взял в плен группу кубанских казаков, которые якобы устроили торжественную встречу своему бывшему наказному атаману Улагаю, чтобы под его руководством поднять антисоветский мятеж. Менжинский приказал освободить казаков и найти виновника грубой провокации. Евдокимов объявил таковым некоего Володьзко, начальника своего секретного отдела, который был с понижением переведен в Смоленск (об уголовной ответственности чекистов за подобные «шалости» вопрос, разумеется, не ставился).[375] Позднее, в 30-е годы, этот Володьзко станет первым заместителем наркома внутренних дел Казахстана и со страшной силой проявит себя во время ежовщины, пока его самого весною 1938 г. не арестуют как врага народа.Из этой неприятной истории Евдокимов сделал важный вывод: ему нужен покровитель в Кремле, иначе о переводе в Москву можно не мечтать. Найти такого покровителя ему было не особенно сложно: на черноморском побережье Кавказа и в Кисловодске нередко отдыхали важные партийные вельможи. Евдокимов решил сделать ставку на Сталина, которого он под предлогом охраны часто сопровождал на охоте и даже составлял ему застольную компанию. Он подал Сталину идею организации гнуснейшего судебного процесса, известного под названием «Шахтинского дела».