Секретная предыстория 1937 года. Сталин против красных олигархов

После этого подобные же собрания прошли и в провинции. Предварительно пришлось сменить троцкистов, возглавлявших местные аппараты ГПУ (например, кавалера ордена Красного Знамени троцкиста В. Ф. Панкратова, который до середины 1923 г. являлся председателем Закавказской ЧК, сменил ставленник центра Соломон Могилевский). Новые руководители азартно взялись за искоренение троцкизма. Агабеков описывает, как он вместе с недавно назначенным полпредом ГПУ по Туркестану и Средней Азии Вельским проводил такое же партсобрание среди среднеазиатских чекистов: «Собрание гудело. Кругом шум и выкрики. Каждый хотел говорить. Вельский, побледневший еще больше, старался восстановить порядок. Беспрерывно дребезжал звонок председателя.

Ораторы выступали один за другим. Все упрекали в казенщине партийный аппарат.

— Революция, видно, кончилась! — кричал один из ораторов. — В то время, как одни дрались на фронтах, наиболее проворные заняли хлебные места.

— Каждый сидящий на посту в ЦК партии, — говорил другой, — хвастается, что он был членом партии чуть ли не с Рождества Христова, а на самом деле никто не знает, что он делал и где был во время Октябрьского переворота. Нужно вычистить весь партийный аппарат.

Прения были прекращены. Стали выносить резолюции. Чувствовался перевес оппозиции. Почти все красноармейцы — члены партии — высказывались в пользу Троцкого…» Далее, после некоторых манипуляций Вельского, объявили подсчитанные голоса: 363 голоса за большинство ЦК и 356 за Троцкого. «Почти половина ОГПУ, органа защиты диктатуры ЦК, стояла на стороне Троцкого. Но формально ЦК имел большинство в семь голосов, и меньшинству пришлось подчиниться.

Было объявлено, что ОГПУ стоит за Центральный Комитет партии. За Зиновьева и Каменева».

Декабрь 1923 г. стал переломным событием для истории ОГПУ. Дзержинский, Менжинский и Ягода, подавив очаги сопротивления в своей организации, отныне могли вмешиваться во внутрипартийные дела. Зиновьев и Каменев, выбив из рук Троцкого рычаги влияния на Лубянку, первыми сделали шаг на пути к тому, чтобы чекистское ведомство участвовало в партийных делах. Не прошло это и мимо внимания Сталина: оценив значимость происходящего, он тоже начинает искать себе союзника в руководстве ВЧК. Дзержинский имеет самостоятельный политический вес, Менжинский тяжело болен, и к тому же у него репутация очень мягкого человека с определенными моральными принципами. Сталин все внимательнее присматривается к Ягоде. Со слов Бажанова известно, что уже в 1924 г. Ягода завязывает плотные контакты со сталинским секретариатом…

Заполучив в свои руки чекистский аппарат, Зиновьев и Каменев теперь готовы выбить у Троцкого последний козырь — Реввоенсовет, стоящий во главе вооруженных сил республики. Вспомним: еще в сентябре они сумели под видом компромисса ввести туда своего представителя Уншлихта, который заменил троцкиста Смилгу (одного из виднейших большевиков: он являлся членом ЦК еще до Октябрьской революции). На январском Пленуме 1924 г. большинство ЦК накинулось на троцкистскую оппозицию. Особенно усердствовали новоиспеченные зиновьевцы. Например, глава Нижегородской парторганизации Угланов требовал с троцкистами «биться в кровь, по-настоящему… Демократия демократией, а организационные формы организационными формами. Устав партии Уставом партии. Тут нужно бить по зубам». Угланов добился своего: вскоре Зиновьев и Каменев перевели его в Москву, поручив возглавить столичную парторганизацию.

Троцкисты на пленуме выглядели жалко. Выступивший от имени троцкистов Радек жаловался на «зубодробительную политику по отношению к оппозиции» со стороны большинства ЦК; член ЦК, зампредседателя Высшего Совета народного хозяйства (ВСНХ) Георгий Пятаков причитал: «сегодня разговаривать в ЦК, когда с первых же речей многих из нас, отчасти и меня, изображают меньшевиками… когда «меньшевик» равнозначно «белогвардеец»… разговаривать по существу нет абсолютно никакой возможности».