Секретная предыстория 1937 года. Сталин против красных олигархов

Котовского в серьезном деле, возможно, и ОДОН ОГПУ не смогла бы остановить. К тому же Фрунзе, похоже, решил перевести его в Москву инициативно, без предписания Совнаркома и аппарата ЦК. Через 12 лет, выступая на Высшем Военном совете, Сталин не мог сдержать своего раздражения: «Возьмем Котовского, он никогда ни армией, ни фронтом не командовал. Если люди не знают своего дела — подите к черту, у нас не монастырь».[219] Ягода должен был обезвредить его примерно так же, как шестью годами ранее Троцкий обезвредил Щорса. Для Ягоды, человека с психологией уголовника, это не составило особой проблемы. Мы, наверное, никогда уже не узнаем, каким образом все это было организовано, можно лишь сопоставить некоторые факты. Жизненный путь Котовского прервал выстрел Майорчика Зайдера летом 1925 г., когда Котовский сдал корпус преемнику и готовился к выезду в Москву. Зайдера осудили всего лишь к десяти годам лишения свободы, причем в харьковской тюрьме он был назначен завклубом с правом свободного выхода в город, а через два года освобожден. Котовцы во главе с неким Вальдманом подстерегли его, задушили и положили на рельсы, чтобы имитировать несчастный случай; из-за опоздания поезда убийство скрыть не удалось; Вальдмана расстреляли.[220] Котовский был застрелен 6 августа 1925 г., а 22 августа скромный помполит Инспекции войск ОГПУ М. Штколянд-Гай становится начальником политотдела войск ОГПУ. Что это: награда за причастность к убийству Котовского? Вскоре он станет командиром ОДОН (к тому времени она будет называться дивизией имени Дзержинского). К Гаю мы еще вернемся. С середины 20-х годов он все более втягивается в «ближний круг» Ягоды.

Вслед за Котовским настало время покончить и с самим Фрунзе. Тот истребовал для изучения дело по факту убийства Котовского. В его окружении роились слухи, что Котовского убрали по заданию из Москвы.[221] Две автомобильные аварии, в которые Фрунзе попал летом 1925 г., не причинили ему вреда. 28 августа на станции Перово погиб под колесами маневрового паровоза его старый друг, председатель Авиатреста В. Н. Павлов. Через несколько дней, в первых числах сентября, Фрунзе в третий раз выпал из автомобиля. Его порученец Карпович «случайно», как гласит официальная версия, застрелился насмерть из ружья, находясь в движущемся автомобиле.

Фрунзе не брала смерть, хотя она кругами ходила вокруг него. Членам Политбюро он казался все опаснее. Ягоде предстояло проявить себя в новом качестве: организовать «медицинское» убийство под предлогом якобы плохого здоровья Фрунзе, хотя сам наркомвоенмор уверял, что чувствует себя хорошо. На сей раз все выходило намного труднее, чем с Котовским. Главврач Кремлевской больницы А. Ю. Канель высказалась категорически против хирургической операции. К ее мнению присоединился лечащий врач Розанов. Среди членов Политбюро тоже не было единства. Многое зависело от позиции Председателя Коминтерна. Зиновьев считал Фрунзе своим человеком и, вероятно, склонялся к тому, чтобы использовать его и Дзержинского в предстоящей схватке с Бухариным. Его поддерживали Каменев и еще один член Политбюро, Томский, который на почве личной дружбы высказался против операции Фрунзе.

5 октября в Швейцарии открылась Локарнская конференция с участием Англии, Франции, Германии, Польши и ряда других европейских государств. В Москве подозревали, что подлинной целью конференции является создание антисоветской коалиции. Внимание Председателя Коминтерна, естественно, оказалось поглощено наблюдением за подготовкою и ходом конференции. Именно в тот день в Москве началась обработка Дзержинского, которого уже поздним вечером убедили покинуть лагерь Зиновьева и перейти на сторону большинства Политбюро, о чем он написал «горячечное письмо» в ту же ночь.[222] Узнав о том, что Дзержинский переметнулся на сторону Бухарина, Зиновьев изменил точку зрения и решил пожертвовать Фрунзе, заменив его более лояльным Лашевичем. Сталин и Зиновьев вызвали к себе доктора Розанова и настояли, чтобы он готовился к операции. Фрунзе теперь был обречен и чувствовал это. Навестившей его жене Томского он сказал: «Чувствую, Мария Ивановна, что на смерть иду. А ведь умирать-то не хочется».[223]

Надзор за подготовкою к операции и даже за ее проведением осуществляли работники Лечсанупра Кремля (это управление возглавлял в то время Павел Обросов). Лечсанупр, как и весь обслуживающий кремлевских вождей аппарат, курировал секретарь Президиума ВЦИКа, друживший со Сталиным еще со времен бакинского подполья, Авель Енукидзе. По линии ОГПУ, похоже, куратором операции выступил Я. Агранов,[224] в то время уже близкий к Ягоде сотрудник Секретного отдела СОУ ОГПУ. Анестезиологом при операции был назначен врач Очкин, который ввел Фрунзе сначала эфир, а затем чрезмерную дозу хлороформа, что уже в то время в хирургической практике считалось недопустимым. Сочетание этих препаратов вызвало такое воздействие на организм наркомвоенмора, что он умер от сердечной недостаточности (31 октября).