Секретная просьба (Повести и рассказы)

И вот Ломов снова принёс газету. Солдаты стали читать — и охнули. Редакция сообщала, что газета будет закрыта — нет типографии и денежных средств. «Нам не поможет никто, — писалось в заметке. — Лишь собрав по грошам, мы создадим типографию и прочно поставим газету».

Сообщение взволновало солдат.

— А как же, — заговорили в окопах. — Как не помочь. Ведь не чужая газета. Своя, солдатская. «Их благородия», чай, не помогут.

Стали сдавать кто что мог. Ломов снял Георгиевский крест, и это послужило примером. Зуев отдал медаль. Пенкин — тоже медаль. Начали сдавать и другие. Кое-кто собрал медяки. Ефрейтор Бабушкин вынул из уха серебряную серьгу. Рядовой Кривокорытов отдал нательный крест.

И вот когда Ломов стал пересматривать собранные в фонд газеты пожертвования, то среди солдатских орденов и медалей он вдруг обнаружил офицерский крест.

Крест озадачил солдата. «Кто бы это?» — размышлял Ломов. Ордена он отправил, а сам стал присматриваться и к офицерам и к офицерским крестам. Заметил: прапорщик Лещ стал ходить без своей награды. «Неужели, недоумевал Ломов. — Как же это понять?»

Исчезновение креста озадачило и самого прапорщика. Где и при каких обстоятельствах пропал крест, Лещ не помнил. Потерять его, кажется, не мог. Украли?! И здесь Лещ вспомнил про Лёшку. Мальчик отнекивался и уверял, что он ни о каком кресте ничего не знает.

— Да я его и в глаза никогда не видел, — говорил Лёшка.

— «Не видел»! — кричал прапорщик. — А вот тут что у меня висело? — и тыкал себя пальцем в грудь.

— Нет, не видел, — повторил мальчик. — Кажись, там ничего не было.

— «Кажись»! — злился Лещ. — А не ты ли на него всё время глаза пялил?!

Но мальчик по-прежнему упирался и твердил лишь одно: «Не видел. Не брал».

— Ну, может быть, пошутил или взял поиграть, — уже примирительно говорил прапорщик.

— Не брал, — упорствовал Лёшка.

— Скотина! — ругнулся Лещ.

Слух об исчезновении офицерского ордена прошёл по полку. Тогда и Ломов подумал о Лёшке. На сей раз мальчик отпираться не стал и сказал правду.

— Так я же его для газеты, — объяснял Лёшка. — Зачем Лещу крест? Обойдётся и так. А тут ведь для дела.

Ломов расхохотался.

Вскоре про крест узнали и другие солдаты.

— Молодец, — смеялись они. — Значит, и «их благородие» нашей газетке помог. Правильно! — от души хвалили солдаты Лёшку.

БРАТАНИЕ

Как началось братание, Лёшка не видел. С самого утра он вместе с Пятихаткой возился у походной кухни, а когда повёз щи и кашу к окопам, то с бугорочка всё и заметил. Солдаты не сидели, как обычно, в траншеях, а повылезали наружу. Они расхаживали по передовой у самых проволочных заграждений, словно никакой войны вовсе и не было. Лёшка хлестнул мерина, и когда подъехал ближе, то заметил, что в одном месте через проволочные ряды перекинуты доски, а многие из русских солдат и вовсе находятся на стороне немецких позиций. Немецкие солдаты тоже повылезали из окопов и смешались в общей толпе с русскими.

— Что это они? — обратился Лёшка к Пятихатке.

— Никак, братание, — ответил кашевар. Он так же, как и Лёшка, вытягивал шею и с удивлением смотрел на происходящее.

Когда Лёшка перебежал по доскам через проволочные заграждения, он оказался в самой гуще русских, германских и австрийских солдат.

— О майн гот[14], - закричал какой-то рыжий немчик, — киндер, киндер![15] — и стал показывать на Лёшку пальцем.

Понеслись голоса:

— Кляйнер зольдат![16]

— Руссишер зольдат![17]

Мальчика сразу обступили.

— Это Лёшка, наш поварёнок, — проговорил Кривокорытов.

Но немцы и австрийцы плохо понимали русскую речь и, вылупив глаза, с любопытством смотрели на удивительного солдата.

Братание, видимо, началось давно. Солдаты собирались в группки, кое-кто даже ходил в обнимку, и все что-то оживлённо объясняли друг другу.

— Вы своего Вильгельма, как мы Николашку, — говорил Зуев, — к чёртовой бабушке!

Понял ли кто из немцев или просто понравились последние слова, но несколько человек стали выкрикивать:

— К шортов бабушка! К шортов бабушка!

В других местах солдаты мирно дымили цигарками, с наслаждением потягивая предложенный немцами табачок. В стороне с каким-то усачом беседовал Ломов.

Потом рыжий немчик, который тыкал в Лёшку пальцем, достал губную гармошку и стал что-то играть. Звуки были жалостливые, грустные. Лёшка никогда такой штуки не видывал и с интересом смотрел на солдата. Это заметили немцы. И когда рыжий кончил играть, что-то ему зашептали. Рыжий протянул гармонику Лёшке.

— Бери, играй, — сказал Зуев.

Немцы одобрительно загудели.

Лёшка взял гармонику, покрутил в руках, поднёс ко рту, дунул. Та пискнула. Солдаты засмеялись. Мальчик дунул опять: раз, второй получилось складнее. Гармошка Лёшке понравилась, и возвращал он её неохотно. И это тоже заметили немцы. Они о чём-то пошептались, потом рыжий снова протянул её мальчику — на, мол, бери.

— Никак, дарят? — проговорил кто-то.

Немцы поняли и утвердительно замахали головами. И Лёшка снова не знал, что делать. Подошёл Ломов, сказал:

— Бери. Ну, а чем ты отблагодаришь?

Лёшка покраснел, растерялся.

— Тащи кашу, — проговорил солдат.