Немцы встретили русских ураганным огнём. Наступление приостановилось. Дождавшись ночи, солдаты спустились в низину и окопались. А на рассвете Пятихатка запряг мерина и поехал кормить солдат. Лёшка тоже хотел было ехать. Однако кашевар мальчика не взял, наказал никуда не бегать, лежать за бугром и ждать его возвращения.
Пятихатка уехал, а вскоре Лёшка услышал одиночный пушечный выстрел. Мальчик влетел на бугор и увидел внизу холма, верстах в двух от Днестра, перевёрнутую вверх колёсами походную кухню, а чуть в стороне отброшенного взрывной волной мерина.
Ноги не успевали нести Лёшкино тело. Несколько раз он падал, подымался и бежал снова. Пятихатка валялся около разбитой кухни, уткнувшись головой в жидкое месиво разлившейся каши. «А-а-а-а», — тихо и протяжно стонал солдат.
— Дядя Аким! — закричал Лёшка. — Дядя Аким!
Пятихатка посмотрел на мальчика мутными, неподвижными глазами.
— Сынок, ты? А, сынок, — проговорил и застонал снова. — Пить, пить, расслышал мальчик.
Когда Лёшка напоил Пятихатку, тот чуть отошёл.
— Сынок, что же это? А? Никак, смерть. До братьев, значит, — и вдруг замолчал.
— Дядя Аким! Дядя Аким!..
Пятихатка лежал, запрокинув голову.
Снова бабахнул снаряд. Один, второй, третий. Слева от Лёшки, а потом справа взлетела земля. Едким дымом заволокло поле.
— Дядя Аким, — тормошил Лёшка солдата. — Дядя Аким!
Пятихатка не отвечал. В небо смотрели знакомые солдатские глаза, смотрели, но уже ничего не видели.
Вечером в расположение громолысовского полка прибыл сам военный министр, а вместе с ним командующий фронтом и ещё какие-то генералы.
Лёшке военный министр чем-то напоминал прапорщика Леща — такой же худощавый, с рачьими глазами и с таким же ёжиком на голове. Министр проходил по только что занятым немецким окопам, произносил краткие речи, выкрикивал: «Благодарю, братцы!» и «Слава героям!», целовал в губы двух-трёх солдат, стоявших поблизости, и проходил дальше.
Потом возле штаба полка была сооружена трибуна, солдаты были собраны на митинг и военный министр произнёс речь.
— Офицеры и солдаты! — выкрикивал он. — Знайте, что вся Россия благословляет вас на ратный подвиг. Пусть сердце ваше не ведает сомнений. Нет колебаний! Нет отступлений! Только вперёд. Ура!
Солдаты ответили нестройно. Многие так и вовсе молчали.
— Ура! — повторил министр.
— Ура! — отозвались солдаты ещё неохотнее.
Спускаясь с трибуны, министр заметил Лёшку. Он не без любопытства взглянул на мальчика. А тот стоял, вытянув руки по швам, и пугливо смотрел на приехавшего.
Громолысов вдруг расплылся в улыбке, наклонился к министру и что-то зашептал на ухо.
— Вот как, — произнёс тот. Он подозвал Лёшку. — Ты что же, готов умереть за свободу России?
Лёшка оробел ещё больше и не знал, что ответить.
— Готов, готов, — сказал за него Громолысов.
Тогда министр схватил мальчика за руку и снова полез на трибуну.
— Офицеры и солдаты! — опять закричал он. — Пусть же жизнь этого юного героя послужит для вас примером. Сегодня все, даже дети, говорят: «Вперёд! Только вперёд!» Ура юному герою! Да здравствует наша победа!
— Кричи «ура», — проговорил Громолысов. — Ура Временному правительству и нашей победе!
Мальчик стоял в нерешительности.
— Кричи, — подтолкнул его Громолысов.
Лёшка молчал.
— Ну!
В солдатских рядах послышался хохоток.
Тогда командир полка оттолкнул мальчика и сам обратился к солдатам.
— Братья! — закричал Громолысов.
И вдруг… Вначале тихо из задних рядом, а потом всё яснее и громче и сразу из многих мест понеслись голоса:
— Хватит!
— Навоевались!
— Долой войну!
— Мира!
— Братья!.. — кричал Громолысов.
Солдаты задвигались. Зашумели ещё больше. Передние ряды придвинулись к самой трибуне. Нажали. Трибуна скрипнула. Покачнулась.
— Долой Временное правительство! — кричали солдаты. — Мира! Мира! Мира!
Министр побледнел, поспешно бросился к лестнице.
— Что же вы, полковник! Как же это понять?! — отчитывал потом министр Громолысова. — И что это за глупая выдумка с мальчиком?!
Командир полка стоял, краснел и только непонимающе разводил руками.
На следующий день полк Громолысова был срочно расформирован — солдаты отказались вернуться в окопы. А ещё через день под конвоем неизвестных ему солдат с передовой был отправлен и Лёшка.
— Мерзавец! — на прощанье проговорил Громолысов.
— Агитатор, — хихикнул Лещ.
ПУТИЛОВСКИЙ ЗАВОД
Поезд тащился медленно. Долго стоял на станциях и полустанках. Паровоз надрывно пыхтел на подъёмах. Колёса нудно стучали на стыках. Ехали и спали в два этажа на нарах, слева и справа от центра вагона. Вагон был товарный. Ехало сорок человек. Лёшка был сорок первый.
Добирались до Петрограда неделю. Поезд шёл через Великие. Луки и станцию Дно. Лёшка пристроился на верхней полке и всю дорогу смотрел или в открытую дверь, или в маленькое оконце вагона.
За окном бежали поля и леса; то вынырнет из-под самых колёс река, то змейкой метнётся просёлок, то, словно игрушечные, пронесутся крестьянские избы. И снова поля и снова леса — необозримая земля русская.