Секретное логово смерти

В этот момент раздался характерный щелчок воздействия курка на ударник, отлично известный обоим военным, заставивший старшего офицера отпрянуть чуть в сторону и повалиться на правый бок, одновременно изготовившись к отражению нападения; однако такой реакции не потребовалось, так как Олег, во всяком случае ожидавший примерно чего-то такого, произвел прицельный выстрел, поразив неприятеля в левую, верхнюю половину груди, причинив ему серьезное, довольно значимое, ранение и отбив всякую охоту к дальнейшим противодействиям. Защитник преступной заимки отлетел назад и ткнулся спиной в дверь, выпустив из рук бесполезный уже карабин, что следовало из того, что повисшая в безжизненном состоянии конечность все равно бы не позволила вести ему более-менее эффективный огонь. Воспользовавшись этим мгновением, не желая дать старику опомниться – а такая вероятность имелась, – Нежданов бросился в его сторону и тремя прыжками преодолев разделявшее их расстояние, быстро проскочил десять ступенек, в конечном итоге оказавшись лицом к лицу с противником и взяв того на прицел своего огнестрельного, автоматического оружия.

– «Дернишься»?.. Пристрелю, на «хер», запросто, – без обиняков, но очень доходчиво объяснил профессиональный спецназовец, привыкший выполнять именно такие задачи, – Ты чего, дед, развоевался, умереть, что ли, загодя хочешь?

– Да пошел ты… – грубо ответил престарелый мужик, по своему виду явно достигший шестидесяти пяти лет, шестидесяти трех – это уж точно, – я, Остап Кучерена, – «бандеровец» во втором поколении, и мы с тобой, москалем, общего языка никогда не найдем.

Он все еще продолжал свою браваду, словно бы пытаясь подтвердить обозначенную им принадлежность к западно-украинским нацистам, и, силу своей «гнилой» природы, обладая непревзойденной самоуверенностью, считал себя, очевидно, непобедимым и видел во всех – кто не с ними! – лишь жертвы. Однако вовремя произведенный удар прикладом в лицо, пусть и не сильный, но все же способный любого вернуть к суровой действительности, враз разъяснил ему, кто здесь теперь главный.

– Ладно, ладно, я все понял, что вы шутить не намерены, – вдруг запричитал самопровозглашенный нацист, увидев над своей неприятной, сморщенной старостью, физиономией занесенный для следующего воздействия деревянный приклад, – спрашивайте – что вам там нужно? – я готов ответить на все.

Вот так, вроде бы считающие себя выше других, фашисты, лишь только над их головами начинала витать очевидная, реальная смерть, сдавали свои позиции и поднимали вверх свои «натруженные» жестокостью и насилием «лапки», моля о пощаде; не стал исключением и «бандеровец» Остап Кучерена, справедливо сообразивший, что помощь находится далеко, а понаехавшие будто из ниоткуда враги вот тут, поблизости, рядом; и в то же время несомненно и то, что никакая ни совесть либо же сожаление побудили его к сотрудничеству, а исключительно страх и понимание наступления скорой расправы – никогда не знаешь, что ждать от этих, русских.

– Кто ты такой – мы уже поняли, – сказал Востриков, поднявшись к этому моменту из своего неудобного положения и приблизившийся к месту основного события (благодаря своей отменной реакции, он в этот раз ранен не был и чувствовал себя превосходно), – теперь растолкуй нам, что же здесь все-таки происходит, а начни, пожалуй, с того, что расскажи, кому все-таки принадлежит это лесное владение, а главное, для какой основной цели оно предназначено; предупреждаю сразу: сказка про охотничий кордон меня не устроит, потому как я имею очень веские основания полагать, что в этом месте охотятся совсем даже не на здешних диких животных, а исключительно на людей. Кстати, своего преступного босса можешь больше не опасаться: есть все причины предполагать, что он уже мертвый. Так что же ты мне, старик, на это ответишь?

– Ничего из того, что ты бы не знал, – немного приветливее, но продолжая выказывать прирожденное пренебрежение, отвечал Кучерена, зажимая рукой раненное плечо, из которого хотя и не быстро, но все же уверенным потоком струилась бурая кровь, – и знаешь, «то-ва-ришчь», что я тебе в связи с этим скажу: ты бы мне оказал вначале медицинскую помощь, а потом бы мы уже с тобой продолжили беседовать в более располагающей к общению обстановке, иначе же минут через десять вам уже ничего, и притом ни с кого, не удастся спросить.

– Пропустите меня, – невзирая на присутствие в группе профессионального доктора, – ну и что, что психолога? – предусмотрительно захватив из служебной машины аптечку, стремилась Юлиева к раненному в верхнюю часть груди мужчине, – я сделаю ему перевязку, – говорила она, уже осматривая рану и убедившись, что повреждение тела сквозное и что пулю вытаскивать не придется, – уже лучше, – констатировала оперуполномоченная уголовного розыска, – хотя бы не будет сепсиса.