Секретные архивы ВЧК-ОГПУ

Но даже после рождения ребенка, которого назвали Георгием, император был неумолим. Вульферт оказался более сговорчивым: получив 100 тысяч рублей отступного, он согласился на развод. По закону, сын Михаила считался сыном Вульферта, и это создавало еще более двусмысленную ситуацию, но, получив хорошую мзду, Вульферт отказался и от сына.

После этого, наплевав на все императорские запреты, а заодно и на маячивший в перспективе трон, Михаил рванул в Вену. Вскоре туда же подъехала Наталья, и они, наконец, обвенчались в маленькой сербской церкви.

Как ни старались Романовы сохранить этот брак в тайне, о нем все же стало известно, и Николай II, желая сохранить хорошую мину, даровал Наталье титул графини Брасовой — по названию личного имения Михаила. Титул-то он даровал, но жить в России запретил. Лишь в начале мировой войны император простил брата, и они с Натальей вернулись в Россию. Михаил тут же пошел в армию и стал командовать хорошо известной Дикой дивизией, сформированной из кавказцев.

Дивизия дралась храбро, командир был всегда впереди, его авторитет рос на глазах, и Михаил стал необычайно популярен. И это—на фоне бездарнейшего руководства армией его старшим братом Николаем II. Надо сказать, что к началу 1917-го царская армия стала уже совсем не той, какой была в 1914 году. Боевые потери составили более 10 миллионов человек, личный состав в полках менялся по девять-десять раз. Когда царь прибыл в один из полков и попросил выйти из строя старослужащих солдат, то есть тех, которые начинали войну, вышло по два-три человека на роту, а кое-где — никто.

Еще хуже обстояло дело с офицерами: в полках осталось по пять-шестъ кадровых офицеров, остальные—бывшие приказчики, студенты, конторские служащие, выходцы из отличившихся солдат. Иначе говоря, дворянско-офицерской касты практически уже не было, как не было и солдат в силу многолетней выучки верных царю и Отечеству.

Пришедшие из тыла разночинцы и мобилизованные рабочие принесли в армию социал-демократические идеи единства пролетариев всего мира, необходимости конституции и, самое главное, разлагающие солдат лозунги: «За что воюем?» и «Долой войну!». Результат этой пропаганды был ужасающий: осенью 1916 года в войсках произошло несколько крупных восстаний, охвативших более десяти тысяч человек.

Звонок — более чем серьезный! Но ни Ставка, ни Зимний дворец не придали этому никакого значения. Не насторожил их и массовый рост стачек, в том числе на оборонных заводах. 440 стачек за год, в которых участвовало 220 тысяч рабочих, — это ли не повод для принятия адекватных мер?!

А вот в германском генеральном штабе не дремали. Будучи хорошо информированными о положении российской армии и о ситуации в тылу, немецкие генералы разработали план действий на 1917 год, причем на всех фронтах. Что касается Англии, то ее решили вывести из строя беспощадной подводной войной, а Францию и Россию взорвать изнутри.

17 февраля германский рейхсбанк сообщил своим представителям в Швеции об ассигновании средств на революцию в России. Немало денег ушло и во Францию, достаточно сказать, что военные бунты охватили 28 дивизий. Но генерал Петэн приказал расстрелять зачинщиков — и на этом французская революция закончилась.

В России обстановка была куда более благоприятной. 23 февраля на улицы Петрограда вышло 128 тысяч забастовщиков, в основном женщин. Потом к ним присоединились солдаты запасного пехотного полка, потом был разгромлен арсенал, разогнана полиция, выпущены из тюрем арестанты, в том числе и уголовники.

После захвата Зимнего дворца и Петропавловской крепости был избран Совет рабочих и солдатских депутатов. Короче говоря, революция свершилась! Знаменательно, что именно в эти дни немецкий генерал Людендорф записал в своем дневнике следующее: «Я часто мечтал об этой революции, которая должна была облегчить тяготы нашей войны. Вечная химера! Но сегодня мечта вдруг исполнилась непредвиденно».

И как на все это реагировал российский самодержец? Да никак. Его не смутила ни полная тревоги телеграмма супруги, ни взволнованное обращение председателя Государственной думы Родзянко: «Надо принять немедленные меры, ибо завтра будет уже поздно. Настал последний час, когда решается судьба Родины и династии».

Но царя это не интересовало, его беспокоила лишь судьба семьи, и он поехал в Царское Село. Дальше Вишеры его не пустили, и пришлось повернуть на Псков, в штаб Северного фронта. Именно там царь принял решение о создании так называемого ответственного министерства, но Родзянко сообщил, что решение запоздало и умиротворить страну может только отречении государя от престола. К этой просьбе присоединились и командующие фронтами и флотами.

Все эти дни великий князь Михаил Александрович находился рядом с братом. Он не лез к нему с советами, не давал непрошеных рекомендаций. Михаил понимал, какая ответственность лежит на плечах императора: принять то или иное решение он может, лишь следуя завещанию отца, то есть слушаясь только самого себя и своей совести.