К тому моменту, когда оберфюрер Бёме получил от гаулейтера Коха указания об укрытии ценностей на объектах «W», то есть в подземных сооружениях «Вервольфа», а после этого согласовал все конкретные вопросы с доктором Роде, практически все объекты были построены, оборудованы и приспособлены для целей диверсионной борьбы. Теперь нужно было предпринять все необходимое, чтобы скрытно разместить в некоторых из них особо ценный «груз», предварительно освободив необходимые помещения от складируемых в них оружия, боеприпасов, снаряжения и продовольствия. Для этого уже не требовалась помощь Гербаха и Мунира. Оберфюрер Бёме лично поблагодарил их за четкое исполнение служебного долга, еще раз напомнил о том, что они обязаны все «забыть» и никогда, ни при каких обстоятельствах никому не сообщать о работах, в которых они принимали участие совместно с СД.
— Господин Гербах! Господин Мунир! Вы достойные солдаты фюрера! Вы профессионально выполнили поставленную перед вами задачу. Я обещаю вам, что руководство Имперского управления безопасности побеспокоится о ваших семьях и о вас лично. Я согласовал вопрос о вашей отправке в Германию морем. Вот пропуска и посадочные предписания. — Бёме протянул Гербаху документы. — Прошу вас прибыть завтра в Пиллау и обратиться к гауптштурмфюреру Нолле — начальнику нашего отделения. Он обеспечит вас всем необходимым, временно разместит в гостинице «Золотой якорь», а потом организует отправку в Шлезвиг-Гольштейн[169]
. До Пиллау вас довезет наша машина. Она будет стоять на Гендельштрассе[170] около второго входа в полицай-президиум. Удачи!Этими словами Бёме закончил непродолжительную беседу с Гербахом и Муниром в трехэтажном особняке на Лёнсштрассе, именуемом «виллой W».
Растроганные заботой оберфюрера, оба советника долго жали руку Бёме, подобострасно повторяя: «Спасибо, господин оберфюрер! Спасибо, господин оберфюрер!» Так как день был уже на исходе, они поспешили по домам, договорившись встретиться утром у полицай-президиума. Надо было срочно собрать вещи перед дорогой, которая могла стать спасением в, казалось, уже совсем безвыходной ситуации. Со дня на день ожидалось, что русские ворвутся в город.
Ганс Гербах жил на Штайнштрассе, неподалеку от перекрестка с Хаммервег[171]
. Дома здесь почти не пострадали, несмотря на регулярные авианалеты. Несколько зажигалок, упавших на соседний дом, быстро потушила бригада содействия противовоздушной обороне, в которую входили жильцы близлежащих домов и члены организации «Гитлерюгенд».Несмотря на то что дом сохранился, жильцов в нем почти не осталось. Соседями советника были высокопоставленные чиновники городской администрации, но большинство из них покинули Кёнигсберг. Городской советник Куно Раабе был арестован гестапо еще в августе прошлого года. Как выяснилось, он был одним из активных участников заговора против Гитлера и по приговору «Народного трибунала» в Берлине был осужден к смертной казни. Президент восточнопрусского финансового суда Риде вместе с семьей поспешно покинул Кёнигсберг еще в прошлом году, а советник фон Кноблох канул в безвестность во время налета на город в августе 1944 года. Во всем доме оставались лишь сосед Гербаха по этажу, престарелый университетский профессор Мерц, которому со своей больной женой уже некуда было ехать, да беженцы из Инстербурга, занявшие пустующую квартиру на первом этаже.
Советник Ганс Гербах, занятый последние несколько дней строительством укреплений, почти не бывал дома. Его жена Эмма, после того как пришло известие о гибели их сына при наступлении англичан и американцев в Арденнах, постоянно сидела в старом кожаном кресле, перебирая письма и старые фотографии. Она словно помешалась — твердила какие-то бессвязные слова, время от времени плакала, потом надолго забывалась, закрыв лицо руками, и сидела так часами, не проронив ни звука. Ганс еженедельно приносил домой паек, получаемый в саперной части, к которой он был теперь приписан. Собственно, последнее время с продуктами в городе стало совсем плохо, и советник принес в этот раз лишь два фунта серого эрзац-хлеба, шесть банок сардин, две пачки маргарина, маленькую баночку суррогатного кофе и (о чудо!) аккуратно упакованную в цветную фольгу плитку темно-бордового, почти черного мармелада.
Из информации агента советской контрразведки Л об обстановке в городе перед штурмом его советскими войсками