Секретные операции царских спецслужб. 1877-1917 гг.

После убийства императора Александра II «Священная дружина» попыталась создать свою агентуру за рубежом. Но представители «Священной дружины» зачастую не столько помогали полиции, сколько ей мешали. Они активно занимались провокационной деятельностью, поэтому полиция вела за ними наблюдение. Обе службы только мешали друг другу и дезориентировали правительство.

Принято считать, что история Парижского бюро заграничной агентуры – специального подразделения Департамента полиции Министерства внутренних дел Российской империи – началась в 1883 г., когда для организации политического сыска за границей во Францию был направлен надворный советник П.В. Корвин-Круковский.

Петр Васильевич Корвин-Круковский – фигура, безусловно, интересная. Он приходился троюродным братом знаменитой Софье Васильевне Корвин-Круковской (по мужу Ковалевской). Петр Васильевич был ко всему прочему и средней руки драматургом. Он ставил пьесы и печатался под псевдонимом «Пьер Невский». Замечу, что в этом качестве он был больше известен во Франции, нежели в России. Благо с 1875 г. Корвин-Круковский проживал в Париже.

В 1881 г. Корвин-Круковский оказался в заграничной агентуре «Священной дружины», где фигурировал под псевдонимом «Брат № 729». Как уже говорилось, «дружина» за границей попросту «дурью маялась». Так, они планировали убийство князя Петра Кропоткина и издателя газеты «Intransigeant» («Непримиримый») А. Рошфора, к которому в 1880 г. обращалась «Народная воля». Любопытно, что рассматривался вариант вызова Рошфора на дуэль.

«Дружинник» Смельский в ноябре 1881 г. записал в дневнике: «Прочел № Berliner Zeitung о том, что члены нашей Дружины, получая громадные деньги, тратят их… на проституток и выпивку».

Первоначально «дружиной» руководил французский служащий полиции Клеман Фабр де Лагранж, а затем Барле. И вот в сентябре 1882 г. руководителем агентуры «дружины» стал наш знакомец «Брат № 729».

Руководство охранки считало Корвина-Круковского достойным возглавлять и жандармскую заграничную агентуру. Статус Корвин-Круковского определялся удостоверением, выданным директором Департамента полиции Плеве. В нем указывалось, что он «облечен доверием Департамента полиции, и дружественным России державам предлагается оказывать ему содействие при исполнении им своего поручения».

Помимо Корвина-Круковского к Департаменту полиции перешли четыре заграничных агента «Священной дружины»: присяжный поверенный Волков, отставной надворный советник Климов и купеческие сыновья Гурин и Гордон.

Служба наружного наблюдения состояла из французов: Барлэ, Риан, Росси, Бинт. Первое время руководил этой службой француз Александр Барлэ. Он был известен товарищу министра внутренних дел Оржевскому, и при организации заграничной агентуры тот хотел пригласить его на службу для заведования агентами центральной парижской агентуры.

Позднее наружное наблюдение возглавил коллежский регистратор Милевский, и с этого момента к службе наружного наблюдения стали привлекаться русские филеры.

Корвин-Круковский поселился в Париже в помещении Российского посольства на улице Гренель, точнее, в соседнем здании, имевшем общий двор с посольством.

Как видим, особым умом руководство нашей полиции не отличалось, равно как и революционеры. Ведь эмигрантам сам бог велел организовать слежку за русским посольством, и они легко бы вычислили всех сексотов.

Эсер В.К. Агафонов, принимавший участие в работе Комиссии по разбору архива Парижского бюро заграничной агентуры, так описывал свое впечатление после посещения «штаба» заграничной охранки: «Заграничная агентура помещалась в нижнем этаже русского консульства в Париже и состояла из двух небольших комнат. Одна – в два окна, другая имела одно окно, за решетками. Первая комната – канцелярия: вдоль ее стен стояли высокие, до самого потолка, шкафы с делами, здесь же находились две шифоньерки с карточными каталогами, шкаф со старыми делами, агентурными листками, альбомами фотографий революционеров. Альбомы были большие и маленькие. Часть альбомов, видимо, предназначалась для надобностей самой заграничной агентуры, в них было помещено несколько сот фотографий революционеров. И маленькие альбомчики, так называемые “карманные”, предназначавшиеся для агентов наружного наблюдения, в которых было 20–30 фото революционеров, главным образом террористов. В комнате стояло три письменных стола с пишущими машинками на них и массивный несгораемый шкаф.

Вторая комната была кабинетом. Великолепный письменный стол красного дерева с роскошными бронзовыми канделябрами и другими украшениями, диван, кресло, стулья красного сафьяна и два больших портрета царя и наследника… Вот он, тот центр, – пишет Агафонов, – откуда невидимая рука направляла свои удары в самое сердце русской политической эмиграции; здесь плелась паутина, окутывающая нас и наших товарищей тысячью тонких, но крепких нитей; здесь… совершались сатанинские искушения, и слабые или уже развращенные становились окончательно предателями…»[57].