Денис кивнул:
— Хорошо, спасибо.
Таня Лопатко видела его сосредоточенное лицо, вспоминала свои редкие профессиональные удачи и хорошо догадывалась, что творится там, внутри.
Петровский взял след, он был взвинчен. Сегодня утром Суровец передал результаты проверки штатных расписаний торговых точек городского общепита, прибавив негромко: «Знаешь, в какое место я имел такую работенку?..» Один из бывших одноклассников Газароса Димирчяна, как оказалось, работает в фирме, имеющей в Тиходонске сеть закусочных и кафе. Единственный. И это был Павел Есипенко. А фирма называлась «Визирь». Суровец сообщил еще кое-что: мать Димирчяна опознала Есипенко на фотографии, она назвала его — «Павлик».
Следом за Давыдовой вошла Бурак. Она с любопытством взглянула на двух понятых, с еще большим любопытством, как показалось Тане, — на Дениса.
— Пожалуйста, внимательно изучите все фотографии, которые лежат перед вами, и скажите, есть ли среди них фото человека, который напал на вас в кафе «Пилот», — попросил Петровский. — Если да, то укажите на нее, чтобы понятые могли видеть ваш выбор.
Бурак игриво провела языком за щекой, наморщила лобик и уставилась на стол.
Минуты три она молча рисовалась, делая вид, будто в самом деле что-то изучает.
Денис терпеливо молчал, хотя нетерпение дрожало в нем как натянутая тетива.
— Ну, наверное… — протянула наконец девушка, делая пальчиком спиралевидные движения над столом. — Наверное, этот вот. Да.
Палец упал на фото Есипенко.
— Спасибо, — выдохнул Денис. Кажется, он готов был расцеловать эту вихлястую шлюшку, у которой задница, Таня почти не сомневалась, вся в прыщах.
Правда, радости у стажера поубавилось, когда приглашенный третьим номером Роман Плыш не опознал никого.
— Нет, этих никогда не видел. Когда мужик тот в башку мне сунул, у меня вспышка внутри сработала, я его считай что сфотографировал. Нету тут его. Он кучерявый, а у вас только лысые и прилизанные. И рожа — широкая, зато интеллигентская. Жене такие нравятся. Я, по правде говоря, тогда графин сгоряча схватил за горлышко, долбанул о край стола, подумал: вот нарисую гаду на обе щеки по розочке — будет знать. А он не дал, вишь. Одежу вдобавок испоганил…
Свидетель показал на воротник дешевенького светлого пиджака: там осталось темное пятно. Конечно, кровь.
— Но ничего, — добавил он, — все еще у него будет, дай только срок. И небо с овчинку покажется, и кипятком походить придется… Дай только срок.
Курбатов ушел с планерки последним, оставив после себя щекочущий запах «Кашарели». Он даже успел подать Степанцову пальто — и это получилось совершенно ненавязчиво: джентльмен помог джентльмену, и только.
Главное, он ни о чем не спрашивал.
Степанцов нашел в ящике стола старую записную книжку, сунул в карман. Спускаясь по лестнице, увидел Лопатко и Петровского, они о чем-то негромко разговаривали.
Удивленно покосились на него и замолчали.
— Буду через двадцать минут, — буркнул Степанцов. — Если что, все вопросы к Курбатову.
— А санкция, Владимир Иванович? — спросила Лопатко. — Машина ведь ждет…
— Через двадцать минут, — донеслось уже снизу жесткое стаккато.
Прокурор вышел на улицу, открыл дверцу бордовой «девяносто девятой». В ответ на поворот ключа зажигания мягко заурчал тщательно отлаженный мотор. Рядом стоял желтый милицейский «уазик», ожидая Петровского. «Подождет», — подумал Степанцов.
Он немного покружил по центру, собираясь с мыслями, затем остановился у первого попавшегося таксофона. Рядом магазин, оттуда тянет густым рыбьим духом. Из дворика выехала синяя цистерна, на боку красуется набитая под грубый трафарет белая рыбина, похожая на кедровую шишку. И кривоватая надпись: «Живая рыба».
Значит, свежего карпа завезли. Лет семь назад очередь выстроилась бы от самых дверей, народ суетился бы, толкался, шумел, лица у передних радостно-возбужденные — и это несмотря на предстоящую часовую, как минимум, вахту. Праздник, одним словом. А теперь все спокойно. Скучно.
Степанцов опустил загодя припасенный жетон в прорезь автомата, нашел в книжке неподписанный номер, покрутил заржавленный изогнутый диск. Щелчки, треск.
Немолодой женский голос произнес: «Алло?»
— Соедините меня с Дмитрием Павловичем, — сказал Степанцов.
— Кто спрашивает?
— Скажите — Володя. Он знает.
После непродолжительного соло на трещотке услышал:
— Байдак на проводе.
— Здравствуй, Дмитрий Павлович. Узнаешь?
— Конечно, — бесстрастно отозвался Байдак. И так же бесстрастно спросил:
— Что-то случилось?
— Возможно, — сказал Степанцов.
Такие вещи Байдак понимал с полуслова.
— Ты на машине?
— Да, — Степанцов взглянул на часы. — Через пятнадцать минут я подъеду к «корыту».
— Сейчас буду, — сказал Байдак. И положил трубку.