Секретный архив Шерлока Холмса

Они поднялись и скрылись за дверью. Я остался и стал ходить по комнате, но вскоре сел, понимая, что не имеет смысла сейчас в одиночку, без Холмса что-то придумывать, гадать. Надо просто дождаться его и выслушать моего друга, а пока… а пока надо узнать, что нас сегодня ожидает на ужин. Эта конкретика сразу меня успокоила, и я отправился к миссис Хадсон справиться о том, чем она нас решила сегодня побаловать. В последнее время она нас удивляла, отыскав где-то какую-то старую книгу рецептов, и готовила, следуя ей, каждый раз всё более непривычно и, главное, вкусно…

Когда я вернулся, то застал Холмса сидящим за столом и что-то торопливо пишущим. Я окликнул его, но тот, не поднимая головы, махнул мне рукой, давая понять, что сейчас очень занят. Я прошёл к себе и переоделся. Я не знал, чего следует ожидать от завтрашнего дня и даже от сегодняшней ночи, поэтому решил, ничего не предпринимая, терпеливо ждать. А Холмс писал и писал. Но это продолжалось не очень долго, хотя стопка исписанных им листков оказалась весьма внушительной. Он разложил всё по конвертам, надписал их и, быстро одевшись, покинул комнату, бросив напоследок: «Через полчаса поужинаем»…

За ужином Холмс ни словом не обмолвился о предстоящем, полностью предаваясь трапезе, постоянно нахваливая приготовленное и рассказывая об экзотических блюдах, которые ему приходилось пробовать в богатых домах, говоря, что наша миссис Хадсон готовит гораздо лучше, при том, что использует в качестве продуктов то, что доступно, а не то, что трудно, а порой просто невозможно приобрести на рынках Лондона за разумные деньги. Я ел и слушал моего друга, иногда что-то уточняя, но не менял направленности разговора, понимая, что Холмс сейчас размышляет. Мы поели, и когда со стола было всё убрано, удобно расположились в креслах, закурили сигареты. Их я сегодня приобрёл у своего знакомого, который (периодически он поставлял мне неплохой табак) клялся, что подобного я ещё не пробовал. Они действительно оказались неплохими, и, не спеша вдыхая аромат, мы сидели, закрыв глаза, наслаждаясь им, а также той лёгкостью, которая была присуща этому сорту табака. Холмс не торопился, да и я не настаивал, хотя и ждал его рассказа. Вскоре он поднялся и, сходив в свою комнату, вернулся, держа в руке листки бумаги.

– Посмотрите, Уотсон, – он протянул их мне, возвращаясь в своё кресло. – Узнаёте?

Я посмотрел, и сразу всё вспомнил. Предо мной предстал в мельчайших подробностях тот день, когда обнаружил труп. Мне думалось, что это уже стало убираться в потаённые уголки памяти, но ошибся, всё вернулось. Перед глазами с огромной быстротой проносились картинки того дня… У меня закружилась голова. Я закрыл глаза. И когда через несколько минут открыл, то уже смог спокойно произнёсти:

– Это они.

– А эти? – и Холмс протянул ещё два листка.

Я взял их. Это, несомненно, были те же люди, лишь внешность не настолько запоминалась, как в первом случае: и подбородок у одного не был так тяжёл, и лицо у другого не такое круглое, и носы изменились… Но глаза, их взгляд не оставляли и тени сомнения.

– Это они, – твёрдо ответствовал я. – Но как вам удалось получить эти рисунки? Их видел кто-то ещё?

– Да, – Холмс собрал у меня листы и попеременно взглянул на них. – Многие их видели, надо было лишь знать, где искать. А чтобы понять это, прошло не так мало времени, – задумчиво проговорил мой собеседник, и стало понятно, что ему действительно пришлось повозиться, прежде чем он смог выйти на тех, кого показывал.

– Кто они, Холмс?

– Как ни грустно, Уотсон, но это полицейские: Эдвард Хопкинс и Дэвид Форестерс.

– Полицейские? – у меня перехватило дыхание.

– Да, Уотсон, да. Я это смог понять, когда собрал полную, хотя какую полную, скажем по-другому, обширную информацию о совершённых и нераскрытых преступлениях, самоубийствах, пропажах. Узнал больше о жизни Герберта Рэнсона, его контактах. Не смотрите так на меня, Уотсон, мне пришлось очень сильно покопаться в грязном белье, чтобы понять, что ко всему причастны эти два человека.

– Но почему, Холмс?

– Видимо, они считали, что делают правое дело, наказывая преступников. Все те, с кем они расправлялись, преступили закон, но по разным причинам либо не понесли наказания, либо оно было недостаточно суровым, – Холмс замолчал. – Но знаете, Уотсон, – продолжил он после паузы, – я не знаю, как лучше поступить в этом случае. Некоторых из тех, кого они убили, я бы и сам…

Он не договорил. Я молчал, понимая его мысли. Достав ещё сигарету, я закурил. Дело получалось противоречивое.

– Тот человек, – наконец вымолвил я, – тоже был преступником?

– Да.

Вновь наступило молчание, которое нарушалось лишь моими шумными затяжками да выпусканием дыма.