Секретный архив Шерлока Холмса

Как врач, я был знаком со шрамами, которые некоторые извращенцы оставляют на предметах своей страсти, но я еще никогда не видел на женском теле таких следов, как в ту ночь. Человек, который отхлестал эту несчастную, явно наслаждался ее болью. Паутина красных полос пересекала плечи и спину с удивительной симметричностью. Стройные бедра покрывали кровоподтеки. Я сразу заметил, что она не в первый раз подверглась истязаниям, так как на спине и боках виднелись шрамы, побелевшие от возраста. Когда я склонился ближе, чтобы обследовать повреждения при мерцающем свете чадящей лампы, я увидел, содрогаясь от отвращения, что ее мучитель нанес своей жертве на ягодицах глубокие порезы в форме буквы «Б». В Америке часто подобным образом клеймят скот, обозначая инициал владельца, и я не сомневался, что негодяй проделал эти мерзости с целью заклеймить свою рабыню.

До сих пор Генри Баскервиль всегда казался мне одним из самых добрых и сострадательных людей, но теперь я едва мог его узнать. Невольно бросив на него взгляд, я увидел невысокого, крепкого мужчину, начинающего полнеть, с темными глазами, густыми черными бровями и агрессивным выражением лица. Он казался встревоженным и обеспокоенным, но вся моя симпатия к нему увяла, словно зеленый росток при арктическом ветре. Я вспомнил, что сэр Генри воспитывался в Канаде, вдалеке от английских привилегированных школ. Неужели он мог заполучить там столь зверскую форму извращения?

Будучи не в силах смотреть на него, я сказал, что пострадавшую нужно отправить в больницу. Но женщина ответила «нет!» глубоким и музыкальным голосом с несколько необычным произношением главного звука. Она все еще лежала, отвернувшись от меня, не знаю – из-за стыда или из-за скромности, но издала несколько резких криков и стонов, когда я обрабатывал ее раны. Я оставил ей порцию лауданума на случай, если боли усилятся.

— Ради Бога, Баскервиль, что вы натворили? — осведомился я, когда мы снова очутились на улице.

— Ничего, клянусь вам! — ответил он. — Я просто обнаружил ее здесь в таком состоянии.

Я с трудом удержался, чтобы не схватить его за ворот и не встряхнуть.

— Просто обнаружили? Вы хотите сказать, что пошли прогуляться и случайно забрели в этот дом?

— Она прислала мне записку, где говорилось, что у нее для меня срочное сообщение, но… — Он оборвал фразу и взмолился. — Пожалуйста, не задавайте никаких вопросов!

Я посоветовал ему в случае признаков жара вызвать меня, чтобы отправить женщину в Черинг-Кросскую лечебницу. Испытывая самые дурные предчувствия, я вернулся домой, когда светлая полоска возвестила о приближении рассвета.

Несмотря на усталость, я так беспокоился, что вернулся незадолго до полудня в комнатушку, где побывал ночью. Женщина исчезла. Квартирная хозяйка сообщила мне, что она ушла рано утром с каким-то джентльменом, тяжело опираясь на его руку.

— Шикарный джентльмен, — добавила она, воодушевленная предложенной мною гинеей. — Может, это он оплачивает ей жилье?

Таким образом я узнал, что арендная плата за проживание женщины в доме выплачивалась каждый месяц чеком, отправленным из-адвокатской конторы.

Вернувшись к себе, я стал просматривать мои старые записи о деле Баскервилей и пространные отчеты, которые я посылал Холмсу, покуда он расследовал слухи о легендарной собаке, преследовавшей это злополучное семейство. Особое внимание я уделил комментариям Холмса после раскрытия дела, пытаясь точно вспомнить его слова. Я редко ощущал столь сильное чувство тревоги.

24 мая 1893 г.

Теперь все это кажется вполне очевидным, хотя не менее зловещим, но тогда я был слишком расстроен, чтобы мыслить ясно. Весь вчерашний день я пытался связаться с Баскервилем, отправлял в клуб посыльных и дважды ходил туда сам. Наконец мне удалось его застать. Слуга проводил его вниз, в наполненный табачным дымом вестибюль клуба.

— Женщина, которой вы занимались ночью, исчезла. Она с вами? — обвиняющим тоном осведомился он, как только мы остались наедине.

— Нет, она не со мной.

— Сэр Генри, я должен с вами поговорить.

На его лице появилось странное выражение. Тревоги? Облегчения? Я не мог это определить.

— Здесь есть место, где мы могли бы побеседовать наедине?

— Индийская комната, — ответил он и повел меня вверх по лестнице, а затем по коридору.

Лучики солнечного света, проникая из окна в конце коридора, тут и там прорезывали темноту приближающихся сумерек. Вокруг сновали молчаливые слуги, спеша по поручениям членов клуба, скрывающихся в комнатах. Когда мы вошли в Индийскую комнату, мне навстречу шагнула знакомая фигура, поблескивая серыми глазами из-под стекол очков в золотой оправе.

— Джеймс Мортимер! — воскликнул я, с радостью пожимая ему руку.

— Я только что прибыл из Дортмура, — объяснил старый друг и врач сэра Генри. Он прищурился, разглядывая меня. — Вы, как и сэр Генри, выглядите обеспокоенным.