Шашкевич не церемонился – неповоротливый «Опель Блиц» сдал назад, протаранив соседнюю машину, заехал на бордюр, стал грузно разворачиваться, сгребая и расшвыривая все подряд.
Испуганно каркал в кабине Крейцер. Хлопал незакрепленный борт. Шашкевич энергично вертел баранку, машину швыряло из стороны в сторону. Он объезжал воронки, груды мусора.
Уже рассвело, но над городом висели мрачные махровые тучи. Район был фактически пуст.
Грузовик мчался в сизом дыму. Когда требовалось затормозить, Шашкевич резко бил по педали, при этом пассажиры едва не перелетали через кабину.
Промзона тянулась недолго, они несколько раз сворачивали, выбирались в широкие проезды, засыпанные мусором. Машину швыряло на препятствиях, вибрация становилась угрожающей.
«Что ты пальцы мне гнешь? – орал Крейцеру Шашкевич. – Ты русским языком скажи, куда ехать!»
Промышленные кварталы остались сзади. Потянулись овраги, мостик через лощину. Проплыли в тумане жилые здания. Справа мелькнуло заброшенное футбольное поле, слева – ворота ипподрома с трибунами и беговыми дорожками. Из полумрака выплыли продолговатые строения, монументальные бетонные заборы. Потянулась вереница складских строений – двери и ворота нараспашку, все ценное, что находилось на складах, давно вывезли. Еще одна ограда, унизанная завихрениями колючей проволоки, распахнутые ворота – сквозь них с утробным воем и промчался «Опель Блиц».
Пространство разомкнулось. Справа – опрятные постройки, администрация учебного аэродрома, слева спортплощадки, механические мастерские с вынесенными воротами, груда металлолома, сгоревший биплан…
Прямо по курсу было приземистое здание ангара, обитое алюминиевыми листами. Аэродромное поле, очевидно, находилось за ним. К ангару с двух сторон примыкал непроницаемый забор, украшенный обрывками нацистского полотнища.
Раздвижные ворота были открыты. Как вовремя – группа людей, среди которых выделялась рослая фигура, двигалась по направлению к ангару! Они обернулись, когда за спиной взревел грузовик, бросились бежать.
Из ангара показались люди в военной форме, замахали руками – видимо, охрана аэродрома, они просто не знали, куда идти! Приказ генерала Вейдлинга они, разумеется, слышали, но с оружием пока не расстались.
Только этих идиотов здесь сейчас не хватало! Но эти люди не хотели воевать! Грузовик замедлил ход, объезжая препятствия, – двигаться быстрее не было возможности.
Трауберг что-то кричал аэродромной охране. Те были в растерянности, со страхом смотрели на приближающуюся машину. Их было четверо. Бригаденфюрер тыкал пальцем в грузовик, призывал военных исполнить свой последний долг, задержать этих проклятых русских.
Охранники растерянно переглянулись. Видимо, отказались – на них заорали, но они только попятились, мотая головами. Потом аэродромная стража побросала автоматы и припустилась вдоль забора. Эсэсовцы не стали в них стрелять – только патроны переводить! Они собирали брошенное оружие, а Трауберг и пилот Шварцман двинулся вперед. До ангара оставалось метров двести.
– Федор, поднажми! – терпения уже не хватало. Андрей расставил ноги, пристроил автомат на крышу кабины и открыл огонь.
Вобликов не отставал. Трауберг, пригнувшись, бросился к воротам. На пятки ему наступал пилот. Этот тип был живучий, его никак не удавалось подстрелить.
Телохранители отстреливались, но дистанция, разделяющая противников, пока не позволяла вести прицельный огонь.
Шашкевич обогнул спортивную площадку, пару беседок, и теперь машина выходила на финишную прямую. Он плавно усиливал давление на педаль акселератора – «Опель» разогнался, визжал, надрываясь, двигатель…
– Эй, в кабине, пригнитесь! – крикнул Вобликов. И не зря – разлетелось стекло, пули градом осыпали капот. Но машина шла прямым курсом, никуда не сворачивая. Значит, с Шашкевичем все нормально!
Один из охранников прекратил стрельбу, помчался в глубь ангара догонять хозяина. Остался детина, которому Андрей сломал челюсть.
Ворота приближались, мелькало белое как мел лицо телохранителя. Оно тряслось, парень испытывал чудовищные страдания, но продолжал выполнять поставленную задачу: стрелял одиночными, пятясь в темноту.
До ворот оставалось метров двадцать, когда у охранника кончились патроны. Сменить магазин он уже не успевал. Эсэсовец выбросил автомат, помчался прыжками прочь. Но поздно! Громоздкий «Опель» пролетел ворота, раздался душераздирающий крик, машину тряхнуло – она наехала на мягкое препятствие! Смерть, конечно, так себе…
Шашкевич опомнился, ударил по тормозам. Грузовик занесло, он закружился, как упитанная балерина, снося все, что попадалось на пути: какие-то стеллажи, станки, складированные коробки и ящики. Дух захватило от этого аттракциона!
– Вобликов, на пол!
Они дружно повалились на настил – иначе просто выбросило бы наружу! Рушились со звоном упирающиеся в потолок конструкции. И неизвестно, как долго продолжалось бы это безумие, не уткнись колеса в бетонный выступ. Тряхнуло в последний раз – все кишки наружу!
– Шашкевич, ты что?!