Читаем Секретный фронт полностью

- Мы работаем в крестьянских районах, - сказал Ткаченко. - А крестьянство находится под двойным давлением, особенно в труднодоступных местах, где орудуют оуновское вооруженное подполье и кулаки. Долго оторванные от Украины, эти крестьяне не нашли еще своего места в экономической жизни страны. Мы стараемся посылать туда земледельческие машины, создавать артели, семена послали, кое-какие товары, что сумели наскрести, убеждаем лучших из молодежи ехать учиться в город...

- Что хорошо, то хорошо. Никто не возражает!

- Да, но если мы сейчас огулом начнем карать, вся работа пойдет прахом, товарищ Любомудров.

- М-да, - протянул Любомудров и подошел к окну.

В это время с крыши соседнего дома поднялась стая голубей, и они, понукаемые свистом, нехотя набирали высоту. Только одна пара вертунов чувствовала себя хорошо в холодном воздухе. Отделившись от стаи, они весело кувыркались, - возможно, это были молодые голуби, влюбленные, но, глядя на них, становилось легче на душе. И Ткаченко залюбовался ими. Искоса взглянув на гостя, он увидел и на его лице радость, явную отрешенность от только что разбираемых дел. Заметив взгляд Ткаченко, тот подмигнул ему.

- Беззаботность, вот что дает им радость...

- И голубиный характер.

Любомудров коротенько посмеялся:

- Вы думаете, я коршун?

- Я этого не думаю...

- Я предпочитаю быть якобинцем...

- Якобинской натуре свойствен экстремизм, товарищ Любомудров.

- Во всяком случае, даже это лучше маниловщины... - Он взял начинавшего вновь распаляться Ткаченко под руку, прошелся с ним по комнате, сказал: - В столкновении разных точек зрения рождается истина. Конечно, применить репрессии легче, чем заниматься воспитанием масс. Но заниматься воспитанием нужно последовательно, умело, не щадя сил, времени, здоровья... Хватит ли у вас всего этого, Павел Иванович?

Ткаченко думал: "Что за человек? Ловкий, хитрый? Или просто вынужден приноравливаться, чтобы вовремя сманеврировать, не дать сшибить себя в кювет? Почему он так быстро пошел на попятную? Или испытывал его, Ткаченко, еще раз доказывая, что истина рождается в споре?" Во всяком случае, он, Ткаченко, хитрить не намеревался.

- Хватит. И времени и здоровья. И энергии нам не занимать. Позвольте вам...

- Ну, я уполномочен на малое. Мое дело - собрать информацию, доложить. Я даже аккумулировать не имею права, Павел Иванович. Вы творец, я исполнитель... - Любомудров полуобнял Ткаченко и, примирительно улыбнувшись, вышел.

После его ухода Ткаченко попросил к себе Забрудского и, не слишком распространяясь, поделился с ним впечатлением от разговора о представителем центра. Меры, которые могут созреть в центре, будут зависеть прежде всего от положения на местах, от того, как здесь справятся, не потребуется ли административного вмешательства. Имело значение, и к тому же немаловажное, состояние организации колхозов, что уже само по себе стабилизировало бы положение, ввело бы крестьян в колею, помогло бы обеспечить проведение законов страны, налаживание образования, культуры, медицинского обслуживания. Колхоз имени Басецкого мог послужить как бы эталоном, на его успехи можно было бы опереться в своих доказательствах, да и просто по-человечески хотелось знать, к а к там, ч т о там?

- У меня есть последняя сводка... - начал было Забрудский.

Ткаченко не дал ему договорить, поморщился.

- Дорогой мой Забрудский, сводка есть бумага, мне хочется, чтобы ты, именно ты, живым и заинтересованным глазом посмотрел, не формально, не со стороны, без всякой помпы. Сумеешь?

Забрудский ответил согласием и тут же прикинул небольшой планчик, чтобы заручиться мнением первого секретаря. Планчик заключался в том, чтобы, поговорив с селянами, прощупать нового председателя сельсовета, человека в общем достойного, но еще не проверенного на практике. Кроме того, стоило бы узнать, как вошел в новое для него дело Демус, нет ли у него "кривой линии" и каких-либо загибов.

- Вы только не формально. "Линия", "загибы" звучат сухо и маловыразительно, товарищ Забрудский, - ненавязчиво напомнил Ткаченко.

- Терминология такая, Павел Иванович, никуда от нее не денешься.

- Уходи от терминологии... Словом, не возбраняется прощупать, но осторожно, деликатно. - Ткаченко с добродушной ухмылочкой, тронувшей его губы, спросил, будто бы невзначай: - Кстати, как там твои "крестники"?

Забрудский склонил голову, спросил:

- Какие? Уточни, Павел Иванович.

- Имею в виду твой эксперимент с Ухналем.

Забрудский рассказал все известное ему. Дело в том, что по просьбе самого Ухналя, особенно активно поддержанной Ганной, им было разрешено поселиться на жительство в селе Буках, и, больше того, им был отдан поступивший в государственную собственность осиротевший дом Басецкого. Сам факт был несколько необычен, что возбуждало кое у кого сомнения. Говорили: как это можно - душегуба поселить в доме великомученика! А некоторые, обжегшись горячим молоком, дули на холодную воду - предсказывали невесть что: и колхоз, мол, развалит, и банду приведет за собой, и подпалит общественное добро...

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука