Секретный фронт

Забрудский, будучи инициатором "перевоспитания доверием" своих "крестников", поднялся во весь рост в за щиту этой идеи. В ответ на разумные доводы осторожничающих людей он выдвигал собственные, нисколько не противоречащие указаниям партии соображения. Но одно дело - повторять к месту и не к месту указания, а другое дело - претворять их в жизнь.

Ткаченко поддержал Забрудского, но в то же время рекомендовал не забывать "крестников", помогать им словом и делом, доказав тем самым реальную возможность "строить" нового человека из старого материала.

- Тактично выясни, каково их настроение, не обижай излишними подозрениями, - советовал Ткаченко. - Положение их трудное: уйти из кровожадной банды, не выполнив задания, проломить брешь в их тайной агентуре - этого подполье не прощает...

- Трещит по швам их подполье! - воскликнул Забрудский. - Куда им фасон держать!

- Нет и нет! - Ткаченко не согласился с излишним оптимизмом Забрудского. - В массе своей - да, недовольство среди бандеровцев растет, но ядро, вожаки - а их, обагривших руки кровью, немало - сплачиваются, ими овладевает мужество отчаяния... Вот в такие моменты особенно необходимо быть собранным, быть начеку!

Ткаченко задержался возле окна. День становился синевато-пасмурным, такая погода обычно навевала тоску, предсказывала затяжную зиму, особенно трудную для пограничной вахты. Уже проветриваются полушубки, валенки, просушиваются меховые шапки, расчленяются, как слоеные пироги, тюки с ватными штанами и телогрейками. Человек в недавнем прошлом военный, Ткаченко жил интересами окружавшей его армейской среды.

Забрудский говорил о том, как представитель центра изучал обстановку, побывав не только в райкоме, но и в райисполкоме и райотделе МГБ. Об этом знал Ткаченко, ему докладывали и Остапчук и Тертерьян. Изучался злободневный вопрос о возможности более широкой выдачи оружия активу для самообороны. Ведь вооружить надо было не только добровольные отряды, помогавшие пограничникам, но и каждого активиста, чтобы тот в любую минуту мог встретить бандитов огнем. А это было далеко не простое дело: требовались точные списки надежных людей, требовались характеристики, поручительства...

- Тогда, в Буках, последнее слово, какое я увез оттуда, было "дайте нам зброю", - сказал Забрудский, - теперь заявлюсь туда с пустыми руками опять ни два ни полтора... Ухналь и то просит оружие, Павел Иванович, а? Забрудский не случайно поставил на прощание этот вопрос. Насчет Ухналя скрещивались шпаги, а его просьба о выдаче ему оружия явилась последней каплей в переполненной чаше.

- С Ухналем надо трезво подумать, - сказал Ткаченко. - Дело даже не в том, надежен ли он или ненадежен, а в реакции населения. Как люди расценят это? Решить кардинально пока отказываюсь. - Уловив разочарование в выразительных глазах Забрудского, добавил: - Давай решим так: пригласи Ухналя ко мне, привези его. Спросишь, зачем? Просто хочу поглядеть ему в очи. Бумаги, характеристики, информация - одно, а вот в очи поглядеть другое... Так ему и скажи, будто невзначай, чтобы он не перелякался...

- Это мне нетрудно, Павел Иванович, - пообещал Забрудский. - Разреши исполнять?

Энергичная напряженность, свойственная Забрудскому, была понятна Ткаченко. Этот не опустит руки, и не только из опасения проштрафиться перед начальством, а по твердому убеждению. "В нем то хорошо, что он всегда остается самим собой, - думал Ткаченко, - какой есть, нескладный, иногда крикливый, бряцающий орденами и медалями, их он не снимает и гордится. Вот такой он и есть - искренний и правдивый..."

Чтобы отвести душу и укрепиться в своих мыслях, Ткаченко позвонил генералу Дуднику, хотя не рассчитывал застать его, неугомонного и вездесущего, возле стационарного аппарата. Обычно его разыскивали по сложной сети военной связи, с позывными и паролями.

А сейчас, вопреки предположениям Ткаченко, Дудник оказался на месте. Его басовитый смешок как бы обласкал закручинившегося бывшего танкиста, и генерал, почувствовав, как важно для Ткаченко его видеть, пообещал подскочить в Богатин.

Неожиданно ударил морозец, вода взялась хрупкой хрустальной пленкой, особенно ранними зорями, да и вышел уже приказ о переходе на зимнюю форму одежды, поэтому генерал приехал не в обычном для него пропыленном комбинезоне, а в щегольской бекеше, высокой серокаракулевой папахе, посвежевший и помолодевший.

- Вы, товарищ генерал, владеете секретом молодости, - весело приветствовал его Ткаченко. - А ну-ка, поворотись, сынку, як сказал Тарас Бульба!