Секретный фронт

- Простите, занявшись капитаном Галайдой, я упустил рядового Путятина. - Солод попросил позволения и, перелистав показания Кондрата, зачитал то место, где сообщалось о поведении захваченного в плен пограничника. На вопрос, кто его мать, Путятин ответил: "Родина!" В ответ на вопрос Бугая, кто его отец, солдат ответил: "Сталин!" Когда его спросили, за что он получил медаль, Путятин ответил: за то, что уничтожал предателей Родины.

- Мезенцев знает? - спросил подполковник.

- Нет. Я с ним не виделся.

- Познакомьте его с этим материалом и передайте мою просьбу продумать пропагандистские выводы. Поведение Путятина перед лицом мучительной смерти... - Бахтин запнулся в волнении, быстрым взмахом ладони протер глаза. - Ну, вы понимаете сами, товарищ старший лейтенант, и попросите ко мне Галайду.

Капитан Галайда стоял перед начальником отряда. Его серые строгие глаза и плотно прижатые к форменным бриджам ладони - все говорило само за себя.

Подполковник закончил чтение показаний Кондрата Невенчанного, спросил:

- Соответствует действительности, товарищ капитан?

- Да, товарищ подполковник.

- Я предупреждал вас. Предупреждал?

- Так точно, предупреждали, товарищ подполковник!

- Зачем же вы применили столь... несвойственные нам методы? Зачем угрожали оружием?

- Убийцы молчали...

- Убийцы? - переспросил подполковник.

За решетками окон лежала густая ночь. Шторы не были задернуты. Верхний плафон освещал мужественное лицо капитана. Сапоги у него были вычищены (и это после такого похода!), гимнастерка плотно облегала стройное, сильное тело, ремень туго опоясал гибкую талию, на ремне кобура, отяжеленная пистолетом.

"Такого молодца отдать трибуналу?" - думал Бахтин, ища выход.

- Все село знало, товарищ подполковник! Если не убийцы, то сообщники... - Голос капитана был резок и отрывист. - Я вспомнил рядового Путятина... У него была родинка...

- Родинка?

- Да, вот здесь... - Галайда поднес руку к щеке и снова опустил. - У него отец бригадир тракторной бригады, награжден орденом Ленина...

- Так... - Подполковник слушал, казалось, логичную речь капитана, внимательно следил за выражением его волевого лица, за дерзкими огоньками, мелькавшими в его светлых, будто слегка подсиненных глазах.

Понять его мысль было нетрудно: молодой офицер считал излишне мягкими методы борьбы с бандитско-националистическим подпольем. Оружие врагов страх.

Поэтому на страх надо отвечать страхом! Беспощадное подавление. Пособников наказывать жестоко! Нужно, чтобы население почувствовало силу Советской власти. Пойманных с оружием подвергать публичной казни. На террор отвечать террором. Надо разорвать еще кое-где существующую круговую поруку и воодушевить народ на борьбу. Таких мер требовал капитан Галайда, но против них выступал Бахтин. Его предупреждения перед экспедицией в Крайний Кут, оказывается, падали на каменистую почву.

Видимо, людям с подобным характером нужно строго приказывать, а не пускаться в философию. Были рассуждения, просьбы - приказа не было. К лучшему это или к худшему, сказать трудно. А пока заведено дело, составлен и пронумерован протокол допроса...

Кому в руки попадет это дело? Если чинуше или, того хуже, карьеристу... Во всяком случае, Бахтин будет отстаивать Галайду, Если потребуется, примет вину на себя.

- Как вы рекомендуете воодушевлять народ на борьбу?

- Выдать населению оружие, товарищ подполковник!

- Населению?

- Активистам, желающим взять его. Человек, получивший оружие, уже наш, товарищ подполковник. Туда ему нет дороги!

- Уточните!

Галайда рассказал о просьбе председателя сельсовета, человека тихого и запуганного. Бандиты могут нагрянуть в село в любой момент и устроить расправу. Пусть население само обороняет себя, бьет бандитов. Их не так много! Кулаки? Они не страшны, когда у народа будет оружие! Дзержинский призывал чекистов к гуманизму. Верно! Но Дзержинский отвечал террором на террор и презирал мягкотелость.

- Я приду к ним с азбукой гуманизма, а они ответят гранатой! - сжав кулаки, закончил Галайда. - Нет! Я то же самое скажу трибуналу, товарищ подполковник! Люди хотят спокойно жить, обрабатывать землю, посылать в школы детей, а их принижают, держат в страхе, уродуют души, характеры... Галайда встал, вытянулся, руки по швам. - Куда мне, под арест или на заставу, товарищ подполковник?

- Пока на заставу, товарищ Галайда. - Бахтин подал ему руку, задержал. - Ого, боксер?

- Нет, товарищ подполковник! Волейболист.

- До свидания, капитан!

Уже ночь, но для подполковника, как и для всех пограничников, ночь это день. Бахтин думал... Думал о Путятине, о Кутае, от него пока не было вестей, думал о Крайнем Куте и Ковальчуке, которому молодой офицер, как заявил следователь, неосмотрительно доверил оружие... И думал о жене: подметное письмо тоже не давало покоя.

Глава четырнадцатая

Над ямой, где сидели в ожидании свидания с Очеретом Кутай и Сушняк, послышался легкий шум. Они уже выспались. Сушняк зажег лампу, посмотрел на часы. Было восемь часов вечера. Скрипнули петли люка, и в темном провале показалось смутно белевшее лицо Катерины.