Секретный ингредиент. Неуязвимый агент КГБ рассказывает личную историю из закулисья спецслужб

Я был на крыше здания, когда началось удаление. Крыша была завалена радиоактивными отходами. Все, кто смотрел сериал «Чернобыль», представляют эту крышу. Сначала работали граблями, потом поняли, что люди гибнут в одночасье, просто падают замертво, — и начали роботами. При этом многие роботы, которые завозились на объект, не выдерживали такой адской радиации. Отходы сбрасывались туда, назад, в пропасть, люди лезли на эту смертельную трубу, на перегородках которой тоже были отходы радиации. Это реально было похоже на съемки сериала, как будто все не по-настоящему, как говорится, как в кино. Я иногда ловил себя на мысли: «А не сон ли это?»

Для работы использовали молоденьких солдат. Сколько их погибло сразу и потом, со временем, одному Богу известно. Статистику, конечно, преуменьшали. Понимали ли они, что идут на верную гибель? Этого никто поначалу не понимал. Их «накачивали» на героизм и помощь стране. Не было ни одного случая отказа.

Что чувствовал я, находясь на крыше реактора? Не поверите! Ровным счетом НИЧЕГО. Мне не было страшно, я не думал о последствиях, я не думал ни о чем. Бывают такие моменты, когда разум фокусируется на достижении одной цели: решить поставленную задачу и выжить. И та часть мозга, которая отвечает за эмоции, сворачивается в куколку и передает бразды правления нашему древнему мозгу, который, в свою очередь, отвечает только за выживание нас как биологического тела. Я, как руководитель, регулярно докладывал в центр о событиях и в общей сложности пробыл там месяц безвыездно. Работа была рядом со станцией, а спать, завтракать, ужинать нас увозили за десяток километров. Ранним утром мы возвращались назад, в пекло.

Как я не умер? Не знаю. Видимо, у Всевышнего были на меня еще планы. И они действительно были.

Комментирует Ангелина Шам

Когда папа был в Чернобыле, я училась на химическом факультете МГУ им. М.В. Ломоносова. И у нас был большой курс по радиохимии. Мы учились правильно работать с радиоактивными элементами. Это очень непросто, потому что радиацию не видно и угроза, исходящая от нее, не чувствуется.

Когда преподаватели узнали, что мой отец сейчас в Чернобыле, у них заблестели глаза. Это блеск глаз ученого, когда у него есть идея, необычный результат или находка.

«Можешь попросить его привезти что-нибудь с собой? Мы бы здесь на практикуме поисследовали», — попросил наш куратор. Ему, похоже, это тоже казалось игрой.

Ну, я и попросила. Папа, конечно же, привез. Яблоко размером с арбузик, горстку земли. И еще я попросила его не выбрасывать волосы, когда он по приезде подстригся. Принесла все это на занятия. И оно, конечно же, имело высокий радиоактивный фон. Наши приборы даже иногда зашкаливали.

И тут преподаватель проделал такой фокус. Он поставил яблоко на счетчик прямо тем местом, откуда у яблок торчат палочки с листочком. Мы зафиксировали показатели.

Затем он разломил яблоко руками и откусил кусок мякоти. Безумец? Он еще и нам предложил. Оказалось, у яблока радиацию накапливает только сердцевина. С тех пор я не ем у яблок серединку.

Глава 16. Психология бедствий

Помните Кыштымскую трагедию в Челябинской области? Там впервые был создан завод по производству ядерного оружия, на пустом месте. Никакого оборудования у нас тогда не было, все проектировалось с колес. Естественно, там была куча радиоактивных отходов, были сделаны специальные секционные хранилища — гигантская траншея глубиной двадцать с лишним метров, разбитая на отсеки. Эти отсеки заполнялись радиоактивными отходами, а сверху — навозом.

И вот в одном из отсеков начала резко повышаться температура, причем специальной аппаратуры контроля еще не было и приборы часто, не выдерживая радиации, выходили из строя. Поэтому, с точки зрения контроля ситуации, вроде ничего необычного.