Секретный пианист

          В одном из них оказываюсь в незнакомой местности. Передо мной долина, раскинувшаяся между двумя серыми, невзрачными горами. Посередине долины  вьется широкая  дорога. Я иду по ней и сворачиваю к одной из гор. Неожиданно, с ее вершины начинает литься мощная струя воды. Она быстро набирает силу и превращается  в водопад. Внутренний голос приказывает  подойти к водопаду и омыться водой.  Встаю под приятный поток и,  через некоторое время, выхожу из  него в совершенно обновленном состоянии духа. Поворачиваю голову  и вижу подле себя незнакомого мальчика лет семи, который знаками манит меня  за собой. Следую за ним.  Мальчик входит в небольшой природный тоннель, расположенный в склоне другой горы и настойчиво продолжает звать меня дальше. Я без страха иду вперед. Тоннель заканчивается и передо мной, как в сказке,  открывается чистейшее  озеро с кристальной, абсолютно спокойной водой, такой гладкой, что вижу в ней свое отражение. От восторга перехватывает дыхание. Мальчик указывает  на тропинку между горой и водой. С виду, тропинка кажется  непомерно узкой. Идти по ней придется очень аккуратно,  только боком, руками опираясь на каменную стену, иначе возможно оступиться и упасть в воду. Чувство самосохранения подсказывает мне мысленно расширить тропинку и построить  маленький деревянный заборчик между ней и водой. Пытаюсь сделать это, но  мальчик хмурится, исчезает и все вокруг пропадает.

          Открыв глаза,  понимаю, что лежу в своей постели. Еще долго мне не спится, видение  стоит перед глазами, как живое. Как  не пытаюсь, смысл показанного мне, постичь так и не удается. Мысленно обращаюсь к самому мудрому человеку, которого я знаю:

          «Мой любимый отец, я соскучилась.  Хочется скорее увидеть вас, поговорить, посоветоваться и получить наставления о дальнейшей жизни! Никто, кроме вас разъяснить  смысл видения  не сможет,  но в своих письмах  не могу спрашивать об этом. Инквизиция свирепствует.  Остается только надеяться на встречи с вами, матерью, и мужем… Неужели, вся моя жизнь пролетит в постоянном одиночестве?"                                                           

( ДИТРИХ )

           У маленького саксонского городка Лютцерна мы ждем подхода армии Валленштайна. Оснований для беспокойства  нет. Во всяком случае, мой король спокоен. Шведская армия больше и лучше вооружена. По данным разведки, Валленшайн располагает всего 12 тысячами солдат и двадцатью пушками. У нас почти семнадцать тысяч воинов, закаленных в боях, обстрелянных и спаянных в великолепную армию, а орудий – целых шестьдесят. Единственное, что беспокоит, это туман, медленно, но верно наползающий на поле предполагаемого сражения. Он растекается как тесто из опрокинутой бочки, постепенно заволакивая деревья, холмы, стволы пушек,  приставленных к ним артиллеристов, тройные шеренги мушкетеров в центре, конницу рейтаров на флангах, обозы, шатры… Скоро вся шведская армия тонет в этом белом молоке.

             Туман слегка беспокоит моего короля, хоть он и не подает вида. Как окажется позже – беспокоился он не зря. Пользуясь таким замечательным природным прикрытием, на помощь Валленштайну подходит еще три тысячи воинов.

 Бой начинается, едва первые порывы ветра срывают с земли покров тумана. И сразу  обнаруживается неприятный сюрприз. Наш противник  отказался от тяжелых, плохо маневрирующих и уязвимых «испанских терций»( боевое построение, представлявшее собой  фалангу, либо баталию, с аркебузирами в первых двух рядах и пикинёрами в задних четырёх.)  и тоже построил пехоту шеренгами.

            Повинуясь приказу, рейтары бросаются в бой и легко сминают на флангах неопытную, только что сформированную конницу Валленштайна. Но его центр - пехота, еще стоит.

 Пока мушкетеры пытаются атаковать ее «в лоб», у нас в тылу обнаруживается легкая кавалерия хорватов. Всего один полк, но он сумел наделать немало бед, пока не напоролся на слаженный огонь наших мушкетов. Оставляя на поле боя убитых, раненых и покалеченных, хорваты поспешно отступают.

 К вечеру разведка доносит, что к Валленштайну подошли еще четыре тысячи пехотинцев Паппенгейма! Наше численное преимущество утрачено, и если не подойдет люнебург-саксонский корпус,  нам придется несладко. Впрочем, нам уже несладко.

 К счастью, саксонцы не подводят. Их почти шесть тысяч и, узнав об этом, Валленштайн мудро решает признать свое поражение и оставить поле боя за нами.

 Мы победили! Но праздновать  нет ни желания, ни сил. Мы – победившая армия, двигаемся по разбитой дороге. Настроение царит похоронное. На одной из телег везут погибшего. Он с головой прикрыт рогожей, лица не видно. Из под рогожи выглядывает носок его сафьянового сапога… Я смотрю на погибшего с грустью и тревогой за свое будущее.

              Еще вчера, во время злосчастного прорыва вражеской кавалерии, мой король наткнулся на этих хорватов  и был смертельно ранен в голову. Солдаты Валленштайна ударами сабель добили его, не имея ни малейшего понятия, кто перед ними. Нелепая смерть, дважды нелепая для того, кого даже враги считали гением военной науки, королем-полководцем, королем-стратегом.