Она не сомневалась, что германский летчик не желал, чтобы первыми его обнаружили дисколетчики. Но понимала и то, что при желании, астронавты могут перехватить его.
– Полное молчание на борту, – тотчас же отдал команду пилот по внутренней связи.
Выпустив лыжи, капитан попытался учесть ошибку германского пилота, тем не менее, его «Спасатель» чуть было не врезался в тот же валун, в который недавно врезался бортом штурмовик.
Окончательно Серид остановил машину лишь после того, как сумел развернуть ее носом ко «взлетной полосе».
Фройнштаг первой спустилась по трапу и увидела, что пилот все еще прячется за острым склоном валуна, точнее, под выступом-карнизом, под которым его не могли заметить с дисколета.
– Вы понимаете, что, своим бегством создали всем нам массу проблем? – еще издали спросила Фройнштаг, направляясь к обер-лейтенанту.
– Понимаю, гауптштурмфюрер, – без особого покаяния в голосе произнес Ридберг, пытаясь ослепить при этом германку белизной своих крепких зубов.
– Вы ранены, нуждаетесь в помощи?
– Мелкая ссадина на лбу. Это – когда спешно покидал самолет.
– Шрамы, как известно, украшают мужчин.
Она вдруг вспомнила, как впервые молвила эту банальную фразу в присутствии «разукрашенного» шрамами Отто Скорцени.
«Никогда и никого они не украшали, – холодно парировал тогда обер-диверсант рейха, – поскольку призваны не украшать, а уродовать мужчину во имя устрашения противника».
И тогда Фройнштаг лихо съязвила: «Не знаю, кого из своих противников вы собирались таким вот, – повела своим точеным подбородком в сторону его шрамов, – образом устрашать, но что потрудились они над вашим личиком от души – это очевидно».
Скорцени снисходительно взглянул на нее с высоты своего гигантского роста и осенил тем, что Лилия называла про себя «роковой ухмылкой Квазимодо».
«Единственное неудобство: эти шрамы жутко демаскируют меня. Правильно заметил когда-то адмирал Канарис, что в разведчики или диверсанты с такими шрамами могут подаваться только законченные дилетанты или нерасстрелянные безумцы».
«И в обоих случаях оказался прав, разве не так?» – рисково сострила тогда Лилия, чувствуя, как все больше подпадает под влияние этого парня.
– Думаю, что до шрама дело не дойдет, – молвил тем временем обер-лейтенант Ридберг, мгновенно развеяв всю романтику ее «рыцарских воспоминаний».
Фройнштаг не бралась определять его возраст, но могла поклясться, что вряд ли ему перевалило хотя бы за двадцать два.
– И что вас подвигло на столь сомнительный подвиг, мой юный викинг?
Прежде чем ответить, пилот удивленно осмотрел представшую перед ним женскую фигурку в белом, прекрасно скроенном полушубке и с пышными, распущенными волосами. Парень был не из тех, кто робеет перед женщинами, но именно его открытость позволяла Лилии определить, что красота ее превзошла все ожидания ледового романтика или антарктического ловеласа, – это уж как воспринимать его поступок.
– Вас интересует правда, или предпочитаете слышать официальное объяснение? – все еще продолжал улыбаться обер-лейтенант, только теперь решившись выйти из своего укрытия.
По всей вероятности, этот карниз спас ему жизнь, поскольку часть фюзеляжа зависла прямо на вершине этой мини-скалы, а вокруг нее валялись осколки снарядов и даже несколько уцелевших патронов крупнокалиберного пулемета.
Они встретились взглядами, и Фройнштаг поняла, что требовать от него правды не имело смысла, она была увековечена классической готикой рыцарских романов на его добродушном лице.
– С правдой, как мне кажется, вам явно не повезло. – Хотите сказать, что в мужском обществе ее не воспримут как достаточно серьезную? – только теперь он наконец оторвал взгляд от снизошедшей откуда-то из благословенных любовью небес женщины и перевел его на стойку морских пехотинцев, цепочкой выстроившихся между самолетом и валуном.
– В армейском обществе, обер-лейтенант, в армейском – вот о чем вы забыли, когда, сломя голову, бросались в погоню за нашей эскадрой. Кстати, куда девался ваш ведомый?
– Подался на базу, сославшись на неисправность в топливной системе, в которой у него действительно возникали проблемы.
– То есть он знал о ваших намерениях?
– Догадывался. Если бы речь шла не о женщине, он бы не допустил моего бегства. Скорее расстрелял бы меня прямо в воздухе.
– Не хотите же вы сказать, что влюбились в женщину, которую никогда в жизни не видели. Я еще могу понять мужчин, которые увлекаются с первого взгляда, но увлекаются, так сказать, с «первого голоса»! И вообще, что за дурацкая манера – клевать на каждый женский голосок за углом!
– Ну, скажем, не за углом…
– А ведь вам уже далеко не шестнадцать. Как, впрочем, и мне, мой юный викинг.
Она оглянулась на ближе всех стоявшего к ним второго лейтенанта морской пехоты Максвилла, затем – на все еще зависающий над противоположной грядой дисколет, и, немного поколебавшись, направилась к самолету.
– Видите ли, фрау Фройнштаг, – подался вслед за ней рейхариец, – дело в том, что…
– Остыньте, обер-лейтенант, – прервала его гауптштурмфюрер.
– То есть?