– Правильно, обер-лейтенант, но только не «изувечено», а облагорожено шрамами, – уточнила Фройнштаг только для того, чтобы вновь подчеркнуть свою близость к Скорцени. – Так вот, между этими мужчинами стояла симпатичная женщина с золотистыми волосами, в черном мундире офицера СС и в черной пилотке; в то время она готовилась стать начальником женского отряда военных космонавтов.
Молчание, которое воцарилось в наушниках, напоминало молчание собеседника, впавшего в состояние прострации.
– Вы, наверное, не поверите, гауптштурмфюрер, – срывающимся от волнения голосом произнес пилот, – но я действительно помню вас.
– Почему же, я вам верю. Но хочу, чтобы вы точно так же верили каждому моему слову.
– Если говорить честно, потом, после построения, мне даже хотелось подойти к вам, потому что вы мне очень понравились. Но, конечно же, не решился.
– И что же вас вспугнуло, мой храбрый рыцарь? – поддалась сугубо женскому любопытству Фройнштаг.
– Возле вас оказалось так много офицеров, что пробиться было почти невозможно.
– Вас, Ридберг, это не оправдывает. Например, вашего однокурсника штурмбаннфюрера СС Рудольфа Шредера толпа моих поклонников не остановила. Не скажу, чтобы он добился чего-то конкретного, тем не менее. Вспомнили, о ком идет речь?
– Шредер? Очевидно, имеется в виду тот штурмбаннфюрер, который оказался первым в списке добровольцев на пилотирование «Фау-2»?
– И который погиб в январе сорок пятого, направляя специально сконструированную ракету «Америка» на Нью-Йорк. Причем погиб бессмысленно: его подвели нервы, и он раскусил капсулу с ядом, считая, что ракета загорелась. «Она сгорит! Мой фюрер, я умираю!» – таковыми были его последние слова[33]
. На самом деле она и после смерти Шредера еще долго продолжала свой полет. Но до Америки уже, к сожа… словом, не дотянула, поскольку сбилась с курса, – лишь в последнее мгновение Лилия успела прикусить язык, чтобы не сказать свое убийственное «к сожалению».Фройнштаг слишком поздно поймала себя на том, что непростительно увлеклась, и это – пребывая в окружении трех американцев, на американском разведывательном самолете! Где она, невзирая на все свои откровенные экскурсы в невозвратное и полурассекреченное прошлое, все еще продолжала чувствовать себя офицером отдела диверсий СД и разведчицей.
– Я слышал о том, что Шредер, вроде бы, сгорел в ракете, – грустным голосом сообщил обер-лейтенант. – Но дошел до меня этот слух уже здесь, в Антарктиде, поэтому я не мог знать подробностей.
– А мне не повезло: вместе со Скорцени я оказалась среди тех офицеров, которые торжественно провожали Шредера в полет. Не скрою, своим поспешным уходом в Валгаллу он всех нас очень огорчил, особенно известного вам создателя «Фау» барона фон Брауна.
– Ракетного Барона фон Брауна, – ностальгически дополнил ее пилот. – Известный конструктор. Нам о нем много рассказывали, поскольку мы должны были летать на его ракетах.
«Летать»! – скептически ухмыльнулась про себя Фройнштаг. – Этих ваших «полетов» хватало бы на несколько минут, от старта до попадания в цель».
– Наверное, в конце войны он тоже погиб?
Прежде чем ответить, Фройнштаг оглянулась на адмирала.
– Мы живем в демократической стране и пребывание у нас барона фон Брауна – не такая уж тайна, – невозмутимо объяснил Роберт Брэд.
– Конструктор барон фон Браун жив, обер-лейтенант. Теперь он является ведущим конструктором ракетной техники в Соединенных Штатах.
– Ракетный Барон предал фюрера и работает на американцев?! – ужаснулся бывший пилот-смертник. – Такого не может быть!
– А в Америке считают, что здесь, в Антарктиде, не может существовать «Базы-211» и Рейх-Атлантиды. Однако же они существуют. И, как становится очевидным, владеют не только германскими самолетами, но и «летающими дисками». Вам не хотелось стать дископилотом, или как они там у вас называются?
– Да как вам сказать, гауптштурмфюрер?
– Как есть, – добродушно рассмеялась Фройнштаг, – я женщина понятливая. И, признаюсь, еще там, в замке Фриденталь, пыталась уговорить Скорцени и Дорнбергера, чтобы они позволили мне войти вторым номером в список женщин-пилотов, которые будут испытывать «дисколеты».
– Почему вторым? – клюнул и на эту приманку пилот.
– Разве не понятно, что первой должна была бы стать ваша коллега, любимица фюрера Ганна Райч. Правда, барон фон Браун не решился рисковать ее жизнью, да и фюрер не простил бы ему приношения в жертву милой его сердцу женщины.
В эфире раздался какой-то треск, слегка напоминающий то ли искусственные радиопомехи, то ли электрические разряды, и краешками глаз Фройнштаг понаблюдала за тем, как адмирал и старший мастер-сержант нервно ухватились руками за наушники, опасаясь, как бы не пропустить ответ германского пилота. А затем она точно так же пронаблюдала, как, почувствовав, что германец клюнул на провокационную наживку, эти джентльмены мгновенно прояснили свои от природы мрачноватые лица.
– Видите ли, это почти невозможно; у нас их еще очень мало, да и те, собственно… Впрочем, я не имею права распространяться об этом.