Некоторые считают, что именно с этого события в СССР начались полномасштабные репрессии. Но о них – чуть позже.
А пока…
Уже в 8 часов утра 6 января в общежитие нагрянули переписчики, чтобы забрать заполненные анкеты.
И наши герои, надо сказать, с удовольствием выполнили свой гражданский долг, совершенно не догадываясь о том, какая участь ждёт после этого некоторых из них…
«Гадкий праздник буржуазный» студенты МИФЛИ в большинстве своём решили проигнорировать. Никто из них и в мыслях не мог допустить, чтобы открыто посетить расположенную по соседству с главным корпусом церковь. Зачем? Согласно заветам вождя советский человек (а тем более интеллигент: историк, литератор, философ!) должен воспринимать всякую религию не иначе, как опиум для народа.
Да и потом – кому охота иметь неприятности?
Возле каждого храма дежурили молодые люди с повязками и без, среди которых было немало аттестованных сотрудников различных органов и ещё больше общественных активистов из так называемых «бригадмил» – бригад содействия милиции.
Неровён час, попадёшь этим ребятам на глаза – потом проблем не оберешься!
Филатенко, правда, предлагал в честь Христа «втихаря» уничтожить «остатки былой роскоши», но его никто не поддержал. Даже Петров. С недавних пор Василий, по его же собственному признанию, начал новую жизнь и почти всё свободное время проводил в спортзале, изучая приёмы самозащиты под мудрым руководством Альметьева. После праздников к ним обещал присоединиться и Плечов, в последние дни не раз задумывавшийся над улучшением своей физической формы, изрядно «подупавшей» в результате неумеренных новогодних излияний…
А о Крещении ребята вообще не вспомнили бы, если б не ударившие, по старой русской привычке, морозы, продержавшиеся чуть ли не до конца месяца…
В те дни бедняге Ярославу совершенно не хотелось покидать тёплые помещения, но что поделать – 20-е, среда!
Он бродил и бродил по аллеям сквера в надежде увидеть знакомое лицо, однако всё было напрасно…
После продолжительной «прогулки» на чересчур свежем воздухе у Плечова поднялась температура и разболелась голова.
Алихан, первым из честной братии вернувшийся в общежитие, сбегал в аптеку и принёс какие-то таблетки, но они не помогли.
Вечером наведалась Фигина с корзиной чеснока и лука – это добро вырастили на приусадебном участке её «предки», только вчера отбывшие домой на Курщину.
Обессилевший Ярослав долго-долго жевал один-единственный зубчик, и Ольга решила прибегнуть к испытанному народному средству.
Сто граммов самогона с перцем (тоже от родительских щедрот) и луковица – сочная, жгучая, казалось бы, вернули больного к жизни. Но ненадолго.
Через полчаса ртутный столбик термометра снова предательски полез вверх.
Неизвестно чем бы всё это закончилось, если бы в девятом часу вечера дверь в комнату не отворилась и в образовавшуюся щель не просунулась довольная физиономия Пчелова, от которого изрядно разило перегаром.
– Ну, здравствуй, Яра!
– Добрый вечер… – напрягся Плечов, ожидая в дальнейшем привет от Горняка, однако, продолжения так и не последовало.
– Ну чего разлёгся? Или ты не рад старому другу?
– Рад, конечно, – отчиталась за суженого Ольга. – Только не буяньте, Иван Константинович, шибко захворал ваш товарищ.
– А ещё моряк! – укоризненно пробурчал нежданный гость. – Сейчас мы мигом поставим тебя на ноги…
Он запустил руку во внутренний карман тулупа из овчины, нащупал узкое горлышко и поставил на стол начатую бутылку водки.
– Ни в коем случае, – решительно запротестовала Оля. – Ему больше нельзя…
– Что значит «больше»? Никак вы уже остограммились без меня, гражданин философ?
– Так точно, тё… Тё-тёплый я уже, – неуклюже выкрутился Славик. – Нельзя больше в моём положении…
– Да… Не вовремя принесла меня нелёгкая… Хотя, кто знает? – Пчелов хитро ухмыльнулся и, распахнув громоздкий кошелёк, больше напоминавший небольшую дамскую сумочку (тот самый, вроде как подходящий для него, пресловутый ридикюль!), достал целую упаковку маленьких жёлтеньких таблеток. – Держи, тёзка… Импортные, немецкие, самые, что ни есть, лучшие на свете… Любую хворь, как рукой, снимают!
– Спасибо… – еле выдавил Плечов, чувствуя каждой своей клеткой одновременно, казалось бы, несовместимые, озноб и жар. – Как их употреблять?
– Одну сейчас, одну утром – и ты спасён.
– Но ведь в упаковке десять таблеток. Зачем мне столько?
– Бери-бери, я себе ещё достану… Ты мне, брат, живой и невредимый нужен!
– Ещё раз – дзякую!21
– Ладно, выздоравливай, а я побежал.
– Извини, что так получилось…
– Ничего.
– Ты заходи, в воскресенье, с Дусей… За мной должок!
– С кем?
– С Виноградовой.
– А… Не выйдет… Разругались мы вдрызг посреди новогодней ночи.
– Жаль, она такая красавица и умница.
– Сам знаю… С тех пор вот – заливаю горе алкоголем… Ну, не будем о грустном… Бывайте! До скорой встречи!
Лейтенант развернулся и быстро исчез в длинном, необычно широком коридоре.