– Лотерея ОСОАВИАХИМА42
– вот богатства моего причина, – патетично продекламировал Ярослав, не забыв при этом заговорщически подмигнуть бывшему сослуживцу. – Всего три рубля – и машина твоя!– Но ты, конечно, предпочёл взять наличными? – принял игру лейтенант.
– Ага… Зачем мне автомобиль? Я и ездить-то не умею.
– Да… Ничто не обходится в жизни так дорого, как болезнь и глупость. Поделился бы вовремя своей радостью с более опытным товарищем, я бы подогнал приличного, богатенького Буратино… из нашей конторы, и твой выигрыш увеличился бы в разы.
– Жадность – наказуема. И история деревянного парня, рассказанная Алексеем Николаевичем Толстым, – ярчайшее тому свидетельство. Много хотеть не надо. Надо – достаточно.
– Понял. Что с него возьмёшь, кроме анализа, дорогая Надежда Петровна? Ну пошли, проведаем Оленьку, что-то она уж больно долго…
– Вы как хотите, господа, а мне пора. Рада была вас видеть! – Ламанова повторила фирменный кивок и не дожидаясь ответа растворилась в толпе.
Прижимая к груди долгожданную обновку, на которую ушли чуть ли не все сбережения Ярослава, счастливая Ольга вприпрыжку бежала далеко впереди давно не видевшихся друзей, любезно обменивающихся последними новостями:
– И как тебе отдыхалось, тёзка?
– Прекрасно! Разве не видно?
– Окреп, заматерел, даже очки снял…
– В июне я проверялся… Зрение, конечно, не восстанавливается, но и не падает. Поэтому носить всё время очки врач не рекомендует. Только при чтении или какой-нибудь другой работе, требующей повышенного внимания и, как следствие, напряжения глаз…
– Понял. А что Познавший Бога? По-прежнему гнёт свою линию?
– Нет. Вынужден признаться, что он совсем не такой отпетый антисоветчик, каким казался ранее.
– Вот те раз! Неужто, старина, и ты попал под профессорское обаяние?
– Возможно… Скажи, а нельзя ли мне отозвать собственное заявление?
– Нет конечно.
– Тогда я на днях зайду в твою, как ты выражаешься, Контору и напишу покаянное письмо…
– Контору? Это слово не моё, а из репертуара товарища Бокия! Когда вы успели пообщаться?
– Не бери меня на понт. Мы виделись единожды. На Лубянке. В канун Нового года… И ты был свидетелем той встречи.
– Ой, темнишь ты, тёзка, по глазам вижу!.. Кстати, Глеб Иванович больше не работает в нашем ведомстве.
– Да?
– Да.
– А где работает?
– Может, уже косит для собак сено… А, может, ещё мучается в каком-то тёмном подвале…
– Ты это серьёзно?
– Ну да… Так что на Лубянку лучше не суйся. Не то пристегнут тебя, братец, к какой-нибудь особо опасной преступной группе и отправят по этапу на Колыму или Соловки. Надеюсь, такая перспектива вас не радует?
– Нет…
– И вообще при первой возможности из Белокаменной лучше смыться… Заканчивай институт и дуй по направлению, куда подальше…
– Мы как раз рассматриваем подобный вариант.
– С куратором?
– Что ты такое несешь? С каким куратором? Руководство БГУ предлагает мне и Фролушкину по ставке в Минске.
– Соглашайтесь! Всё ближе к Несвижу.
– И что с того?
– Может, удастся вынюхать что-нибудь о золотых идолах?
– О чём?
– Ах да… Ты, видимо, не в курсе.
– Так проинформируй старого друга!
– Ещё не пришло время…
Фигина конечно же понимала, что деньги просто так с неба не падают. И в мыслях не раз пыталась объяснить самой себе резкий рост финансовых возможностей Ярослава. Но ничего путного придумать не могла.
Сам Плечов в оправданиях тоже особо не изощрялся. Часто повторял: «Ты ведь знаешь: мне чужого не надо», – и Фигина считала, что этого достаточно. Пока.
Кружась по общежитию в новом платье под завистливыми взорами подруг, Ольга вдруг явственно ощутила, что материальное благополучие – далеко не главная цель их отношений, что внутреннее равновесие, которое она наконец-то обрела за не самой широкой, казалось бы, спиной своего нынешнего ухажёра гораздо важнее, чем налаженный быт: унитазы, шторы, питание, одежда и даже собственная квартира.
Другие – и выше, и стройнее, и, возможно, удачливее, сильнее, но в этом неприглядном худощавом парне сквозила такая внутренняя сила, такая мощь, достичь которую не по плечу многим богатырям.
А, если принимать в расчёт ещё и необычайную преданность, готовность пожертвовать ради любимой не только последней рубахой, но и даже собственной жизнью, то тогда Славке вообще нет равных!
«Ещё раз предложит руку сердце, и я дам согласие!»
Ярослав тем временем позвонил на номер экстренной связи и неспешно отправился в дорогу.
О том, что он уже успел повидаться со своим «почти однофамильцем», докладывать Шапиро агент не собирался. Равно как и о содержании записки, обнаруженной в кармане профессора Фролушкина.
«Зато об остальном – пожалуйста: предельно честно, без малейшей утайки!»
Исаак Ильич поджидал его у стен Кремля.
«Ни фига себе оперативность! Что же ему так не терпится узнать?!»
– Времени у меня немного – через два часа совещание… Так что выкладывай быстрее, что нарыл за время отдыха?
– На улице? – удивился агент.
– Ну, если здесь тебе не очень удобно, давай свернём в какую-нибудь кафешку или присядем во дворе ближайшего жилого дома…
– А, может, всё же пройдём в Тайницкий сад? В последний раз?