Секретный узник. Повесть об Эрнсте Тельмане

- Но обрадовать вас мне нечем, - он сел на свое место и закашлялся. Потом легонько развеял рукой дым. - Не дозвонился. И вообще уже день кончается. Даже если ответ будет благоприятным, свидания все равно сегодня не дадут. Приходите завтра.

- Пока я не узнаю, что с моим мужем...

- Да, да, слышал уже, - ухмыляясь, перебил ее следователь. - Вы отсюда не уйдете. - Он икнул. Запахло водкой, и Роза отвернулась. Ладно... Попробую еще звякнуть.

На этот раз он действительно пытался дозвониться. Роза слышала, как несколько раз со звоном падала на рычаг трубка. В кабинете быстро темнело. Позеленевшее небо за окном пылало хмурыми малиновыми разводами. Скоро стало настолько темно, что Роза перестала различать стрелки и цифры на своих часиках.

Когда наконец явился Брауне и включил свет, было уже около девяти.

- Вы увидите мужа. - Он устало вздохнул и присел на край стола. - И вы, и он одинаково виноваты в том, что администрация ужесточила режим. Как, видите, я сделал все что мог, и вы получите свидание... - Он надул щеки и шумно выпустил воздух. - Надо идти друг другу навстречу, фрау Тельман. Оставьте свое упрямство и мужу посоветуйте быть более сговорчивым. Ясно? Тогда не будет никаких неприятностей.

- Я не понимаю вас, - Роза оправила на коленях юбку и встала.

- Понимаете! Прекрасно вы все понимаете! Просто делаете вид... Одним Словом, фрау Тельман, могу вам по-дружески посоветовать: поменьше шума. Вы поняли меня? Поменьше шума! Если бы не постоянное вмешательство, если бы не гнусное подстрекательство из-за границы, Тельман давно уже был бы на свободе. Имейте это в виду.

- Свидание будет где всегда? - Роза кивнула направо, где должна была находиться комната для свиданий.

- Нет, - следователь отвернулся к окну, в синей тьме которого отразилось его несколько одутловатое лицо, озаренное светом электрической лампочки под потолком. - Ступайте на Принц-Альбрехтштрассе. Он будет там, - следователь забарабанил пальцами по стеклу и, фальшивя, стал насвистывать гогенфридбергский марш.

- До свидания, - сказала Роза и пошла на Принц-Альбрехтштрассе.

В здании гестапо она сразу заметила, что все уже знают, кто она и зачем пришла. Молодой штурмфюрер молча указал ей видневшуюся в конце коридора лестницу и прошел вперед. Она последовала за ним. На лестнице их дожидался еще один эсэсовец. Он оглядел ее с ног до головы, но тоже ни о чем не спросил. Когда Роза вслед за штурмфюрером поднялась на половину пролета, он тоже стал медленно подниматься.

Роза молча усмехнулась. Ее конвоировали, как важного заключенного, по всем правилам.

Подниматься пришлось высоко - на самый верхний этаж. Эсэсовцы впустили ее в просторную комнату, где стояли большой кожаный диван и несколько кресел. Не успела она оглядеться, как дверь раскрылась и еще два офицера в черных мундирах ввели Тельмана.

Она рванулась к нему, но вдруг остановилась, вся еще устремленная вперед, с протянутыми руками, искаженными в молчаливом выкрике губами.

- Эрнст, что с тобой сделали! - не то действительно выкрикнула, не то беззвучно выдохнула она.

На Тельмана страшно было смотреть. Лицо у него распухло и приобрело желто-лиловый оттенок. Глаза казались залитыми кровью. Вымученная улыбка открывала пустые, совершенно стариковские десны. Из-за выбитых зубов нижняя губа ушла в глубокую складку. Одежда на нем обвисла, и весь он осунулся и постарел на много лет. Это был другой, совсем другой человек. Только в глазах мелькнуло что-то знакомое, что-то бесконечно родное. Но тут же исчезло за кровавой сеткой белков.

- Что с тобой сделали, Эрнст! Что сделали!

Вперед выскочил гестаповец. Он затопал на нее ногами и что-то выкрикнул. По его погону и листьям на петлицах Роза поняла, что перед ней важный чин. Чего он хочет от нее? Она воспринимала происходящее отдаленным краем сознания. Все это было очень и очень далеко, почти ее не касалось. Расширенными глазами она все смотрела и смотрела на Эрнста.

Вот он подошел к креслу, попытался присесть. Вот его передернула судорога боли, и он, пошатнувшись, выпрямился. Она видела, она всем существом своим чувствовала, как ему больно, но еще не осознавала, что она не может сесть, и не понимала, почему не может.

Только потом, когда закончилось это страшное и короткое свидание, явления встали на свои места, и она все поняла. Позже она догадалась, что гестаповец с генеральскими нашивками и был, вернее всего, тот самый Гиринг, о котором она уже столько слышала от берлинских друзей.

Но сейчас она еще не могла понять, чего хочет от нее этот человек.

- Успокойтесь! Немедленно успокойтесь! Или я верну его в камеру и вы больше некогда его не увидите!

- Нет-нет, - она покачала головой, уже улавливая страшную, неумолимую связь между этим человеком и Эрнстом, но еще далекая от того, чтобы узнать в лицо, хотя и никогда его прежде не видела, одного из самых знаменитых гестаповских истязателей. - Нет-нет, - сказала она, глотая слезы, уже пробудившаяся и, как всегда, настороженная, умудренная своей неизбывной горечью. - Я не буду.