Секретный узник

- Далее сказано, что он в течение многих лет был социал-демократом, потом стал коммунистом, руководил восстанием в Гамбурге и так далее... С 1925 года - председатель КПГ... Между прочим, любопытный момент. На пятой странице ему инкриминируется, что уже во время войны, цитирую: "...он не только никогда не забывал и не пренебрегал своими обязанностями революционера, но, напротив, вел неутомимую пропаганду против войны". Это, на мой взгляд, не очень патриотично, более того, преступно для немецкого солдата - я сам фронтовик, фрау Тельман, и имею право так говорить, - но речь-то ведь идет о событиях двадцатилетней давности! Таким образом, все сроки погашения давным-давно прошли... С 1918 по 1920 годы он участвовал в революционных боях. С 1924 года и вплоть до ареста был депутатом рейхстага и видным коммунистическим функционером. Далее я отметил примечательный абзац, в котором следователь, по-моему, изрядно напутал. Ваш муж обвиняется здесь в измене отечеству, которая выражалась в том, что он в октябре 1932 года приехал в Париж и там выступил против Версальского договора, вооружений, немецкого милитаризма и его захватнических устремлений. Версальский договор здесь явно неуместен... Но пойдем дальше. Страницы тринадцатая и четырнадцатая содержат убийственное для следствия признание. Там говорится, что судебный следователь обратился с просьбой к тайной полиции предоставить ему обвинительный материал вместе с директивными - так и сказано "директивными" - указаниями. Это ни в какие ворота не лезет! Шито белыми нитками! И таких мест в акте предостаточно. Вот хотя бы страница девятнадцатая: "Большая часть документов обнаружена 15 ноября 1933 года в бывшем Доме Карла Либкнехта... Причина, по которой документы не были представлены раньше, состоит в том, что они хранились в потаенных местах, лишь случайно открытых..." Да что они - на детей рассчитывают?

- Вы все дело переписали?

- Нет. К сожалению, только первые пятьдесят страниц. Да и то это лишь беглый конспект.

- Но уже ясно, что мировая общественность должна получить этот акт. Для нацистов это станет тяжелым ударом. Им труднее будет устроить судебную комедию и приговорить мужа к смерти.

- Но как это сделать? Я же говорю вам, что ему дают дело лишь на короткое время...

- А ваш экземпляр?

- Мой?.. Но ведь и я могу пользоваться им лишь в служебном порядке. Выносить материалы из здания не полагается...

- Вас обыскивают?

- Нет... Но даже если я и вынесу, предположим, обвинительный акт в портфеле, то как мне оправдаться потом в его исчезновении? Нет, это совершенно невозможно! За такое должностное преступление меня могут казнить.

- Понимаю, - она кивнула и поднялась с табуретки. - Надо что-то придумать... Я кое с кем посоветуюсь и приду к вам завтра, доктор Рёттер, или послезавтра. Я позвоню.

- Пожалуйста, фрау Тельман. Располагайте мной. Я всегда вам рад. Мы обязательно должны что-то придумать и спасти его от эшафота... Но похитить обвинительный акт - решительно нельзя. Немыслимо.

- До свидания, доктор Рёттер.

- Всего хорошего, фрау Тельман. Позвольте, я открою вам дверь.

Обитая черным дерматином дверь бесшумно закрылась. Роза постояла немного, сосредоточенно глядя под ноги на желтые и красные плитки, рассеянно скользнула взглядом по черным готическим буквам, глубоко врезанным в позеленевшую бронзу: "Д-р Фридрих Рёттер", и стала медленно спускаться.

Срочно нужно было повидаться с Гербертом. Но в условленный день он не явился, а телефон молчал.

Глава 34

БЕЛЬГИЙСКАЯ ГРАНИЦА

При переходе бельгийской границы Герберта задержала французская полиция. Его допрашивали низенький толстощекий инспектор сюрте женераль и какой-то тип в штатском, судя по выправке, офицер. Герберт решил, что он контрразведчик. Очевидно, французы принимали его за крупную международную птицу, если даже военная разведка проявила к нему интерес. Впрочем, все это были только догадки. Он мог, конечно, сказать им всю правду, точнее некоторую ее часть, но что это даст? Задание будет провалено, а его, подозрительного немецкого эмигранта, все равно вышлют из страны. Кроме того, он не был уверен, что обо всем этом не станет известно в гестапо. Правда, таким образом, исключалась. Поэтому Герберт назвался швейцарским гражданином Эрихом Шенауэром, благо у него были такие документы.

- Хорошо, - сказал инспектор с румяными щечками. - Мы передадим вас швейцарским пограничникам.

- Воля ваша, - пожал плечами Герберт. - Только зачем высылать в Швейцарию человека, которому надо в Бельгию? Это не слишком логично.

- Вот как? - удивился штатский из Второго бюро. - Не потому ли, мосье, что ваши документы - великолепная липа?

- Нет, мосье, совсем по другой причине.

- Он еще позволяет себе острить, - с некоторым даже одобрением заметил штатский.

- Стреляный, - уважительно отозвался инспектор. - Только мы и не таких раскалывали. На кого работаете?

- Преимущественно на себя, мосье, и на Швейцарскую конфедерацию, которая отбирает большой процент моих доходов. Налоги, знаете ли...