ЗНАМЕНИТАЯ ДИНАСТИЯ
Мы едем по Альфёльду. По обеим сторонам шоссе сплошным золотистым океаном разлились до самого горизонта поля. Колышутся на ветру, точно разбушевавшиеся волны, тугие колосья пшеницы, задрав огненные диски, глядятся в голубое безоблачное небо подсолнечники, клонятся под тяжестью янтарных початков стебли кукурузы.
Под арками автомобильных мостов, перебирая камушки, картаво поют свои неумолчные песни говорливые речушки и ручейки. Безукоризненно ровными линиями прочерчивают степь лесозащитные полосы. Среди кукурузно-подсолнечного раздолья, словно островки, выбегают к большой автомобильной дороге белокаменные альфёльдские села. Внешне они очень похожи друг на друга: те же добротные строения, утопающие в зелени садов, те же певучие журавли над колодцами, тот же разноцветный ковер полей, что начинается сразу же за околицей.
Альфёльд — это Венгерская низменность, которая пролегла на восток от Дуная. Весь Альфёльд ровен, как блин. Здесь нет ни горных хребтов, ни холмистых возвышенностей, ни впадин. Словно какой-то великан, перешагнув через Дунай, специально прошелся гигантскими катками по этим просторам. И не просто прошелся, но и напитал их живительными, благодатными соками.
Даже никуда не сворачивая с дороги, видишь, как несметно богата и щедра альфёльдская земля. Наша машина то и дело обгоняет грузовики, наполненные до самых бортов зерном и овощами. Навстречу нам везут племенных быков, свиней, овец. На обочине дороги — множество велосипедистов. Едут маленькие ребятишки и здоровенные парни, женщины в цветастых деревенских юбках и почтенные старики в высоких бараньих шапках. И все они умудряются каким-то чудом подвешивать с разных сторон к велосипеду самые необычайные грузы. Из лукошек и корзинок выглядывают розовые пятачки поросят, слышится кудахтанье кур, кряканье уток.
Да, богата и щедра земля Альфёльда. Она может прокормить много, очень много людей. Но до освобождения страны она не кормила даже тех, кто ее взлелеял, выхолил, украсил садами, обильно полил потом и кровью. Нигде в Венгрии не было столько нищих, безземельных крестьян, как тут. Целые альфёльдские села состояли из одних батраков, работавших в помещичьих латифундиях.
— Земли, леса и воды в этой части равнины с незапамятных времен принадлежали графам Алмаши, некогда одной из самых знатных фамилий Венгрии, — рассказывает нам заведующий свинофермой госхоза Мезехедеш Шандор Бенцик.
Мы приехали в госхоз под вечер, перед заходом солнца. Его косые лучи поднимали пар над лугами. Только что прошел проливной дождь, стало прохладнее, повеяло близкой осенью. Сквозь окна просторной квартиры заведующего фермой хорошо видна главная улица центральной усадьбы. На ней встали двухэтажные дома, школа, детские ясли, магазины, кинотеатр.
Улицу перерезает узкоколейка. По ней взад и вперед снуют маленькие, совсем игрушечные паровозики. На таких же игрушечных платформах важно переезжают необычные пассажиры — телята, гуси, индюки. Хозяйство на центральной усадьбе большое: мясокомбинат, винокурни, мельницы, мыловарни.
Шандор Бенцик — кряжистый, крепкий старик с молодыми острыми глазами. На нем длинный старомодный сюртук, под которым видна жилетка. Старый Бенцик неторопливо раскуривает трубку и рассказывает о былом.
— Да, да, графы Алмаши были могущественными людьми. Их знали не только у нас в Венгрии, но и во всей Европе. Первые графы дрались на рыцарских турнирах, охотились на оленей и диких кабанов, их потомки согнали мужиков с земель, построили фабрики и заводы. А мы, Бенцики, из поколения в поколение пасли графских свиней. Свинопасами были мой отец, дед и дед моего деда. Вот почему, когда я чуть-чуть подрос, меня тоже определили в свинопасы. Первого декабря двенадцатого года я навсегда забросил свой школьный ранец и взял в руки хлыст…
— Как вы хорошо помните эту дату! — удивился я.