Секреты балтийского подплава

Вероятней, что Афанасьева расстреляли в Либаве,— где погибли тысячи и тысячи наших бойцов и командиров (и точного числа погибших мы уже не узнаем). Уже после ухода командира базы и его штаба из Либавы вышло последнее судно, транспорт "Виениба", переполненный ранеными. Его сопровождали три торпедных катера. "Виениба" и один катер были потоплены немецкой авиацией.

Бывшего командира Либавской базы каперанга Клевенского убрали с Балтики. Он продолжил войну в штабе Северного флота. Адмирал Головко (с сожалением пишет Н. Г. Кузнецов) Клевенского не любил.

Чему служит "реабилитация", которой подвергнул Трибуц имя капитан-лейтенанта Афанасьева?

Трибуц полностью устранил вопрос ответственности штаба базы и штаба КБФ за уничтожение Либавской базы. Трибуц сочинил, что немецкая пехота прорвалась к заводу: получилась картина трагедии, "последних минут".

И Трибуц хвалит Афанасьева за то, что Афанасьев "сам" принял решение, "сам" взорвал корабли и склады.

Решение Афанасьева (!), пишет Трибуц, было единственно правильным.

Не знаю, реабилитирован ли Ю. М. Афанасьев в судебном порядке. Грищенко в 78-м году говорил мне, что юридически (а не "устами Трибуца") Афанасьев не реабилитирован, и что вдова его тщетно просит о пересмотре дела.

Н. Г. Кузнецов в мемуарах своих повторил всё, изложенное Трибуцем: вечером 25 июня немцы прорвались к заводу, Афанасьев "сам" принял решение, это решение было единственно правильным... Для чего Кузнецов привел неверные факты и указал неверную дату? У мемуаристов в ранге фельдмаршалов, главнокомандующих - командующих — "нечаянной" ошибки в дате быть не может.

Видимо, к вечеру 24 июня 1941 года Кузнецов, нарком ВМФ, еще не знал, что база в Либаве уничтожена накануне (Трибуц не доложил). Иначе бы Кузнецов не отправил вечером 24 июня в штаб Либавской базы свой приказ: "Либаву не сдавать". Заметьте: об этом своем приказе Кузнецов в мемуарах не упоминает. Дата взрыва 23 июня неудобна для Кузнецова и тем, что "ослабляет" его главный тезис: командовать обороной Либавы должны были моряки.

Неверная дата взрыва 25 июня удобна, она утверждает, что: вечером 25-го оборона была прорвана, неприметный капитан-лейтенант принял "правильное решение" и уничтожил базу, а штабу фронта уж ничего не оставалось на другой день, как дать приказ оставить Либаву... Командир корабля капитан-лейтенант Юрий Афанасьев стал жертвой трижды.

Первый раз, когда выполнил приказ и уничтожил свой корабль. Второй раз, когда его за это расстреляли. Третий раз, когда командующие-мемуаристы сделали имя Афанасьева картой в своей игре.

В "Соли службы" Грищенко тоже привел версию Трибуца и Кузнецова. Я не помню уже (19 лет прошло), как обсуждалась эта страничка в ходе нашей работы над рукописью. Грищенко сказал: "Пусть будет, как у Кузнецова". При обсуждении иных мест в рукописи, Грищенко делался неразговорчив.

Я, будучи сам человеком пишущим (и страдающим от чванливых редакторов), считал, что умный автор имеет право на "свои соображения". Теперь, читая исторические труды, вышедшие после "Соли службы", я вижу, что Грищенко в четвертой главе совершил отличный противоцензурный зигзаг". Если сложить разбросанные в тексте главы фразы и замечания, получится самая правдивая (на то время) история обороны Либавы.

Грищенко не просто вторит версии Кузнецова, Грищенко доводит её до абсурда: "...противник к вечеру 25 июня вынужден был временно приостановить наступление. Эта задержка позволила выйти из Либавского порта танкеру, восьми транспортам и шести подводным лодкам" ("Соль службы", с. 68). Лишь историки, допущенные к "секретам", могли в 79-м году увидеть, что Грищенко пишет намеренную чепуху: ибо танкер, 8 транспортов и 5 подводных лодок ушли из Либавы во второй половине дня 22 июня 41-го, а шестая лодка, "С-3",— вечером 23 июня (см.: "Боевая летопись ВМФ...", 1983, сс. 95-96).

Грищенко этой фразой "дезавуирует" сообщение Н. Г. Кузнецова.

Грищенко точно указывает время выхода "С-3" из Либавы: вечером 23 июня, в понедельник, до наступления темноты. Грищенко уточняет, что "С-3" имела неисправность системы погружения, шла без охранения, потому и погибла.

А что происходило вечером 23-го в Либаве? Грищенко (с. 59) пишет, как с наступлением темноты его лодка "Л-3" всплыла для зарядки аккумуляторной батареи: "...С мостика отчетливо было видно, что порт и город в огне. Горели топливные склады, завод "Тосмари", штаб военно-морской базы и наши казармы..." (В Либаве были взорваны 11 тысяч тонн жидкого топлива, более 100 торпед, 2500 глубинных бомб, более 700 мин, 1440 минных защитников — это двадцатая часть всех запасов Балтфлота к началу войны, см.: "Краснознам. Балт. флот...", 1973, сс. 410, 415.) "На мои донесения — "Противник не обнаружен, продолжаю дозор" — никто не отвечал..." Штаб базы больше не поддерживал связь с четырьмя своими лодками, вышедшими в дозор. По этой причине погибла "М-83": не зная обстановки, она из-за повреждения вернулась в Либаву...