Секреты людей, которые лечатся водой. Исцеляющая вода вместо таблеток и лекарств

Липкий свет здесь способен теряться.

И всему здесь находятся рациональные объяснения

В этом сказочном пространстве между зеркальной поверхностью

Воды и неба гладкой синевой,

Что давно уже стремится туда,

Где могут опрокидываться тени всех тех сознаний,

Которые в иных мирах

Рождают глубину постижения тайн.

Великое здесь постигается

Не только в малом.

Грусть здесь всего лишь грусть,

А радость —

Всего лишь радость.

На мосту, ведущем из одной структуры в другую,

Стоять не страшно.

Страшно идти по нему,

Зная, что впереди ждет такое сознание,

Которому могут подчиниться все элементы мироздания.

Кадр стынет в красном свете.

Дальше ждет успокоенье.

Все беды и печали нисходят на такие глубины,

Откуда им не выбраться до скончания веков.

Свет неземной проливается на все в этом мире,

Что еще может сиять и двигаться.

Склоны гор так далеки,

А речные русла совсем не так страшны.

Печаль оседает на край земного мира,

Чтобы с этого края сорваться туда,

Где нет ничего, кроме мутного эфира.

Луна своим восходом означает наступление такой ночи,

Которая перерастет в знаки прожитого,

Вырвется из пут бесконечности

И станет розовым ветром,

Синим туманом,

Фиолетовой росой,

Сиреневым облаком,

Оранжевой тучей,

Малиновым дождем,

Лиловым снегом,

Черным прошлым,

Красным настоящим,

Желтым будущим.

Время прольется искрами на вечное и бесконечное мироздание,

Слияния с которым так жаждали предки и так боятся потомки.

Тишина накрыла собой ущелье.

На его дне прятались от глаза вещи и сны.

Те вещи, которые были когда-то потеряны,

И те сны,

Которые когда-то кому-то не приснились.

Прячась, таясь, скрываясь,

Идут легионы живых.

Навстречу им идут легионы тех,

Кто ушел уже,

Но час их скоро пробьет.

И тогда секунды станут минутами,

Минуты станут часами,

Часы обернутся сутками,

Сутки превратятся в недели,

Недели станут месяцами,

Месяцы – годами.

И когда года перерастут в века,

Тогда наступит миг,

Гордость которого оставит все пределы низости,

А праздность выльется в реку времени.

Полем весенним унесутся знаки до глубин,

Воды до души,

Деревья до высот.

Мир.

Когда я произнес финальную фразу, то понял, как разумно поступил, когда отвел себе роль только чтеца. После прочтения этого текста я уже ничего не мог больше делать – так велики были энергозатраты. Я чувствовал себя совершенно опустошенным.

Я лег на траву и стал смотреть, как Александр Федорович, сняв по такому случаю малиновый колпак, предельно аккуратно смачивает рану на голове Петровича невесть откуда взявшейся тряпочкой. Мертвая вода явила себя во всей своей красе: рана исчезла, голова Петровича стала такой, какой мы ее привыкли видеть. Не чудо ли! Белоусов гордо улыбался, когда закапывал тряпочку саперной лопаткой глубоко в землю.