Секреты прессы при Гобачеве и Ельцине

Практически каждый советский человек, попадающий за кордон, испытывает глубочайший шок. Изобилие продуктов и тряпок, их поразительная дешевизна и всеобщая доступность, доброжелательность сферы услуг и дружелюбие людей — все эти будничные реалии нормальной жизни могут свести с ума даже человека с крепкими нервами. Абсурдность и античеловечность большевистского эксперимента сейчас очевидна, пожалуй, всем. Кроме самих большевиков, которым и ныне не дает покоя авангардная роль партии. Жизнь украли у сотен миллионов человек. У нескольких поколений. В том числе их будущих, поскольку мы еще очень не скоро придем в чувство.

Жизнь украли не только у тех, кто сгинул в лубянских подвалах, чьими костями вымощены дно Беломорканала и окрестности других великих строек коммунизма. Ее украли у каждого, кто простаивает в бесконечных очередях, сжимая в потной ладони талоны на сахар или на мыло. Украли жизнь у моей восьмидесятилетней матери, которой родное государство платит 39 рублей пенсии. Украли жизнь у моего одиннадцатилетнего сына, несколько месяцев не видевшего конфет, мечтающего о собственном футбольном мяче, которого не купить во всей белокаменной.

Украли жизнь у меня. Не буду сетовать на скудное житье-бытье, хотя по всем цивилизованным меркам я, как и абсолютное большинство моих сограждан, нищий. Моя месячная зарплата, если перевести ее в доллары по обменному курсу, меньше дневного заработка негра мусорщика. Правда, по нашим меркам, самое необходимое у меня вроде бы есть. Сорокаметровый трехкомнатный закуток в бетонных джунглях московского Бибирева, пара поношенных костюмов. И должностью престижной не обижен, многие годы был заместителем редактора газеты „Правда“.

Но бог с ней, с меркантильной стороной жизни! Нам с пеленок внушали, что это не самое главнее. И внушили-таки. И говоря, что у меня украли жизнь, я имею в виду совсем другое.

Тоталитарное государство никому не позволяло жить так, как хотел человек, ученый, инженер, артист, столяр-краснодеревщик, крестьянин — разве могли они максимально реализовать себя, свой потенциал? Конечно, нет. Потому до сих пор словно полудохлая кляча тащится наша экономика, чуть жива и дышит на ладан культура.

Будем оптимистами. Обретут люди собственность, а с ней и свободу, станут жить по-человечески. Над ними не будет нависать комплекс вины за прошлое. А каково мне, журналисту, который не просто был задавлен, задушен идеологическими догмами, но и делал все, чтобы эти догмы расцветали буйным цветом?

Согласитесь, нелегко даже самому себе признаться на сорок пятом году жизни, что прожита она абсолютно напрасно. Двадцать пять лет я работал в партийной печати, верой и правдой служа коммунистическому идолу, низвергаемому сегодня народом с пьедестала. Четверть века я был орудием в руках административно-тоталитарной системы и, как принято говорить сегодня, пудрил мозги народу, вешал ему лапшу на уши. Извините за этот кухонный лексикон, но, право же, такая оценка журналистской деятельности недалека от истины.

Конечно, „лапшу вешал“ не умышленно, чем и могу себя утешить. Легче всего сейчас изобразить из себя жертву. Но в то же самое время, когда я усердствовал в показе энтузиазма советских тружеников, вставших на вахту в честь определяющего, решающего или завершающего года очередной пятилетии, истинные патриоты за правду о развитом социализме отправлялись по этапу или высылались из Отчизны.

Мог ли я тогда стать участником правозащитного движения? Парадокс в том, что всегда весьма критически относился к режиму, не скрывая своих взглядов в кругу друзей, знакомых, но до осознания организованной борьбы с Системой так и не созрел. К диссидентам относился сочувственно, считая их несчастными людьми, не понимающими, что бьются лбом в непробиваемую стену. Выходит, заблуждался.

Коммунизм — это весьма удачная попытка массового гипноза. Сегодня уже достоверно установлено, что те, в чьих интересах она осуществлялась, были властолюбивыми, вздорными маньяками, прикрывавшими свои устремления фиговыми листочками диктатуры пролетариата. Гипнотизерам удалось внушить народу (причем самыми изуверскими приемами), что советская власть крепка, как гранит и сталь.

И я верил в коммунизм из учебника. Искренне верил, что нынешнее поколение советских людей запросто войдет в светлое завтра.

Когда восемнадцатилетним парнем оказался в штате районной газеты, то ничуть не кривил душой, самозабвенно готовя каждый день заметки, репортажи в очередной номер.