— А мне где там место? Если так, я ухожу. Не буду болтаться, как говно в проруби. Я — не за себя волнуюсь. Ты пойми: без Союза вы провалитесь и погубите все реформы.
— Да как же без вас, Михаил Сергеевич! — пьяно «уговаривал» Ельцин.
— Ну а что же я, где… если нет Союза?
— Ничего… вы оставайтесь, — милостиво соглашался Ельцин…»
Ельцин предупредил Горбачева, что едет в Минск разговаривать с председателем Верховного Совета Белоруссии Станиславом Станиславовичем Шушкевичем и что неплохо бы заодно поговорить с Кравчуком, узнать, что он думает о будущем Советского Союза. Перед отъездом Ельцин сказал журналистам, что «надо будет все сделать, чтобы убедить украинцев присоединиться к Союзному договору». Правда, он сделал оговорку, которая в тот день не привлекла особого внимания:
— Если этого не получится, надо будет подумать о других вариантах.
Козырева Ельцин взял с собой в Беловежскую пущу.
Я спрашивал Андрея Владимировича:
— То, что произошло в Беловежской пуще, это была импровизация или хорошо продуманная заготовка?
— К тому моменту было абсолютно ясно, что Советский Союз не сохранится как единое государство. В сентябре были все возможности его сохранить. В октябре еще оставалась возможность сохранить единое государство. Но за три-четыре месяца эта возможность была утеряна. Не думаю, что кто-то имел в портфеле готовый вариант, который потом и реализовался. У каждого из нас было несколько вариантов. Было много кубиков, которые потом складывали. Но еще утром этого дня никто не знал, что сложится именно так, закончится именно так. Для меня вопрос был один: не станет ли это повторением югославского варианта? Ведь рядом с нами распалось такое же федеративное государство, но оно распалось в крови. Это была главная задача — избежать повторения трагических событий. Меня, например, югославский сценарий просто по ночам преследовал. Мы стояли на краю той же пропасти…
Белоруссия, вспоминает Козырев, больше других должна была хотеть сохранения Союза. Но и здесь были очевидны настроения в пользу независимости и полного суверенитета. Из Минска российскую делегацию повезли в Беловежскую пущу. Ельцин оказался там вечером. Кравчук приехал раньше и отправился на охоту. Он старался держаться в стороне.
Ночные бодрствования в пуще
Когда три лидера встретились, они еще не знали, чем закончится встреча. Но все оказалось просто. Когда они начали разговор, Кравчук сказал, что Украина союзный договор не подпишет. А вот если бы он подписал, подписал бы и Ельцин.
«Кравчук приехал весь напряженный, — вспоминает Андрей Козырев. — Он ожидал, что Ельцин будет угрожать, выдвинет какой-то силовой ультиматум с требованием подчиниться Москве. В таком случае сама идея трехсторонних переговоров потерпела бы крах и дело кончилось бы разрывом между Москвой и Киевом… За этим маячили хаотический распад Союза, рост взаимного недоверия, а может быть, даже и ненависти. Мы приехали с вариантом сообщества или союза демократических республик… Украинцы долго не раскрывали своих намерений, так же, впрочем, как и белорусы».
Российская делегация появилась в Беловежской пуще во второй половине дня. Сразу сели ужинать. Ельцин и Государственный секретарь РСФСР Геннадий Эдуардович Бурбулис завели разговор о том, что, как бы ни развивались дальше события, три славянские республики должны держаться вместе…
Украинские делегаты в кулуарах подошли к Гайдару, Шахраю и Козыреву: ребята, с чем вы приехали? Если собираетесь давить в пользу Союза, то Кравчук уедет, потому что Верховный Совет Украины требует независимости. Разумнее идти по пути объединения независимых государств, но без подчинения единому центру.
Ельцин предложил поручить экспертам за ночь разработать идею такого союза братских стран. Заместитель главы правительства Егор Гайдар, министр иностранных дел Андрей Козырев и Сергей Михайлович Шахрай, которого Ельцин сделал государственным советником РСФСР по правовой политике, уединились в отведенном для российской делегации особняке и начали думать над основными элементами возможного проекта соглашения. Той ночью им предстояло ответить на главный вопрос: как три союзные республики могут заключить договор без участия других республик?
Выход нашел Сергей Шахрай.
«Именно ему, — вспоминает Козырев, — принадлежит следующий аргумент: СССР создавался в 1918–1921 годах четырьмя независимыми государствами — РСФСР, Украиной, Белоруссией и Закавказской Федерацией. Поскольку ЗСФСР перестала существовать, остались три субъекта, некогда образовавшие Союз, причем их право на самоопределение неизменно сохранялось и в вариантах союзных договоров, и в Конституции СССР. Таким образом, с чисто юридической точки зрения в Беловежской пуще собрались полноправные руководители трех полноправных же субъектов объединения, называвшегося СССР. Поэтому они были вправе принять решение о расторжении связывавших их до сих пор уз».