Секреты Российской дипломатии. От Громыко до Лаврова

По страшной иронии судьбы политическую карьеру Вилли Брандта сломали те, кто был ему столь многим обязан. Он вынужден был уйти в отставку с поста канцлера, когда выяснилось, что его личный референт Гюнтер Гийом работал на разведку ГДР. Разведчики любят рассказывать о всемогуществе своей организации и о тех благих делах, которые совершает разведка. Но любопытно, что о подвигах разведки повествуют только сами разведчики.

Как показывает мировой опыт, разведка может быть лишь вспомогательным средством дипломатии, и не более того. А иногда, как в случае с Брандтом, самые большие успехи разведки наносят ущерб государству.

Когда Вилли Брандт зачитывал в бундестаге заявление об уходе в отставку — из-за истории со шпионом Гийомом, Эгон Бар заплакал. Он плакал, не стесняясь окружающих и фотокорресподентов. Он сожалел не о том, что и ему придется покинуть правительство. Он сожалел о том, что из активной политики уходит Вилли Брандт — человек, рожденный для того, чтобы находиться на посту канцлера.

После ухода Брандта восточные немцы неофициально извинились перед ним: это не мы, а русские заставляли держать возле вас агента. Москва тоже нашла способ выразить сожаление: мы бы никогда такого не сделали, это все восточные немцы. Брандта эти извинения очень веселили. Новым канцлером стал Гельмут Шмидт, занявший более жесткую позицию в отношении ГДР и СССР.

Упадок разрядки

В ноябре 1974 года американский президент Джеральд Форд прилетел во Владивосток, чтобы встретиться с Брежневым.

«По обочинам дороги, — вспоминал будущий член-корреспондент Академии наук Игорь Иванов, — солдаты в спешке крушили ветхие, покосившиеся заборы и втыкали в снег свежесрубленные елки, имитируя потмекинское благоустройство в честь американских гостей. Правда, в итоге американский президент поехал в город другой дорогой — не с гражданского, а с военно-морского аэродрома, и на этом пути его ждал сюрприз.

На платформе конечной станции маршрута Форда под названием «Океанская» висело бодрое объявление, что именно сегодня в ее окрестностях состоятся краевые соревнования по ориентированию.

— Отменят — безапелляционно изрек я.

Михаил Абрамович Мильштейн из Института США и Канады засомневался. И оказался прав. Во всеобщей горячке подготовки встречи на высшем уровне соревнования отменить забыли, и буквально через час после расположения гостей на правительственных дачах: Брежнева — у первого секретаря Приморского обкома, а Форда — у командующего Тихоокеанским флотом, по лесу вокруг них вдруг забегали спортивного вида люди с компасами в руках, которых дружно ловила и наша, и американская охрана».

Во время встречи возникло более серьезное осложнение. Все документы, связанные с ограничением стратегических вооружений, были заранее согласованы. Но Джеральд Форд внезапно попросил кое-что поменять. По мнению советских экспертов, это изменение, выгодное американцам, вполне можно было принять. Во всяком случае, из-за него не следовало отказываться от подписания столь важных документов.

Но Брежнев не хотел принимать единоличное решение и в соответствии с партийными традициями запросил мнение политбюро. Тем более, что встрече с Фордом и без того предшествовала бурная дискуссия в Москве. Военные доказывали, что нельзя подписывать договор, если в нем не учтены американские средства передового базирования — ракеты и самолеты на базах вокруг СССР. Это оружие первого удара, учитывая их близость к советской территории.

Министр обороны Гречко грозно заявил, что, если подобный договор будет заключен, то военные снимают с себя ответственность за безопасность страны. Брежнев возмутился: как это Гречко смеет обвинять генерального секретаря в забвении интересов Родины? Андрей Антонович потом позвонил, извинился. Брежнев ему зло ответил:

— Так не пойдет. Назвал предателем при всех, а берешь слова назад втихую.

Предварительную схватку Брежнев выиграл. Но теперь, когда он был уже во Владивостоке, возникло новое затруднение. Старшим в Москве оставался Подгорный. Он через два часа перезвонил Брежневу и сказал, что предложение американцев совершенно неприемлемо. Подгорный предложил отложить встречу до следующего года, а за это время поднажать на Вашингтон. Леонид Ильич повесил трубку и пошел советоваться с Громыко.

Генеральный секретарь пребывал в нерешительности. Он не хотел срывать встречу с Фордом, но и не мог идти против мнения членов политбюро, оставшихся в Москве. Громыко очень твердо высказался против переноса встречи, считая, что это нанесет ущерб советско-американским отношениям, да и заморозит переговоры по стратегическим вооружениям.

Брежнев опять сел за телефон, поговорил с Косыгиным, Устиновым и Андроповым, а потом еще раз позвонил Подгорному. Но тот стоял на своем, да еще и позвал к аппарату министра обороны Гречко, который вообще не хотел договариваться с американцами.

Вот тогда Брежнев взорвался. Он сказал Подгорному: