Секреты скандальной невесты

Элизабет принесла второй поднос с только что сваренными яйцами и порцией хлеба с орехами в кабинет мистера Мэннинга. Она все-таки надеялась, что он унюхает ароматные мясные запахи, долетающие из столовой.

О Господи! Его завтрак остался нетронутым.

Она не знала, что именно заставило ее так рассердиться. Вероятно, единственное, на что может рассчитывать повар – это благодарность и дежурная похвала.

Какого черта она должна стараться, если ему не нравится еда, которую она готовит в точности в соответствии с его вкусом и указаниями? Ей хотелось услышать хотя бы скупую похвалу от этого ужасного, надменного надсмотрщика, которого она обманула только тем, что испекла хлеб по собственному рецепту. Она заметила остатки яблока в мусорной корзине под столом. От раздражения заполыхали щеки.

Ее не должно это беспокоить. Она должна подумать о чем-то более важном – о своем плане покинуть Лондон, это перво-наперво. Ей ни к чему совать нос туда, где можно нарваться на опасность. Однако эти мысли отнюдь не удержали ее от желания встретиться с врагом. Они никогда её не удерживали.

Не выпуская из рук другого подноса, Элизабет направилась к двери и впервые с момента появления в этом доме вышла наружу. За тщательно ухоженным садом, огороженным забором, она увидела большой двор. Вдали виднелись блистающие новизной конюшни и огороженное пастбище. То, чего не хватало у Мэннинга по сравнению со знаменитым Таттерсоллзом, компенсировалось размерами. Владение широко раскинулось на окраинах Лондона, где дикая природа встретилась с наступлением города. И все это сверкало, повсюду можно было видеть первоклассных лошадей, что и привлекало сюда мужчин.

От строений падали длинные тени, свидетельствуя о закате дня, и это заставило Элизабет ускорить шаг. Пройдя мимо дюжины джентльменов, толпящихся возле загонов, она миновала лабиринт конюшен и приблизилась к двери, где, по предположению одного из конюхов, могла найти Мэннинга.

Она ногой постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, вошла внутрь. Элизабет демонстративно не стала смотреть на гору бумаг перед ним.

– Простите, но должна сообщить вам, что пришло время снова снять пробу с приготовленной мною пищи, мистер Мэннинг. – Она плюхнула перед ним поднос, закрыв от его глаз бумаги и гроссбухи.

На его лице не дрогнул ни один мускул. Наконец он поднял на нее свои необыкновенные бледно-зеленые глаза и воззрился на нее. Элиза невольно попятилась. Впрочем, уже в следующую секунду она пришла в себя и вскинула подбородок.

– Так как? – спросила она, несколько понизив тон.

– Что «как», мадам?

– Посмотрите, уже половина шестого. Перестаньте дуться и портить настроение другим. Я приготовила то, что вы просили. И теперь ваша обязанность съесть это.

– Портить настроение другим… – Он посмотрел на поднос, затем отодвинул на край стола. – Я просил оставить еду в моем кабинете.

– Мистер Мэннинг, – нетерпеливо проговорила Элизабет – вы ведете себя не так, как положено. Мужчины должны воевать либо работать, как в вашем случае, а также есть и спать.

– В самом деле? А что должны делать женщины? – растягивая слова, поинтересовался он.

– Ну, мы, то есть большинство женщин, должны готовить, есть и спать.

– Вы забыли один весьма важный элемент, мадам.

– Мистер Мэннинг, не пренебрегайте обязанностью.

– Вы не сказали, что они должны заниматься сексом, миссис Ашбертон.

Она театрально вздохнула.

– Если вы думаете, что обезоружите меня такими разговорами, то я должна предупредить вас, что меня мало что способно поразить. Я могла бы рассказать два-три случая из жизни… – Она внезапно оборвала себя. Она соображает, что говорит?

– Я весь внимание, миссис Ашбертон, – лениво сказал он, однако в его глазах сквозил интерес. – В окружении мужчин, я так понимаю? Неудивительно, что те офицеры искали вас.

Она вспомнила о своей миссии.

– Не будем об этом. Ешьте, что я приготовила, упрямый вы мул.

– Гм… Проведя много лет в окружении пехотинцев и кавалеристов, вы не слышали старинной пословицы о лошади, которую ведут к воде и пытаются заставить…

– Напиться? – нетерпеливо перебила она.

– Нет, – улыбнулся он какой-то дьявольской улыбкой, – прыгнуть.

Она шагнула к краю письменного стола, схватила ломоть хлеба с орехами и сунула ему под нос.

– Прыгайте через это. И не возражайте мне.

Он должен отдать ей должное. Она была из немногих женщин – нет, единственная женщина, которая осмелилась говорить с ним таким образом. Большинство боялись его или, наоборот, вели себя слишком вольно. Он внезапно ухмыльнулся, совсем отвыкнув от того, что его рот способен сложиться в улыбку.

И в этот момент она вложила кусок хлеба ему в рот. Ему ничего не оставалось, кроме как конвульсивно прожевать его и проглотить. Потребовалось немало усилий для того, чтобы не затолкать остальной хлеб в рот и не проглотить его.

– Несколько суховат, не находите? – с легкой хрипотцой сказал он.

– Идеальный, олух царя небесного!

– Как грубо, миссис Ашбертон! И какое недостойное поведение. Осторожно, вы… да, Томми?

В приоткрывшуюся дверь просунул голову парнишка.