Секреты, скрытые в шрамах

— Такое чувство, что все это произошло будто вчера. — Наталия свободной рукой дотрагивается до своих золотых сережек в форме бабочек и позолоченным кулоном, подаренный ей Эдвардом на ее последний день рождения.

— Нам очень повезло, что у нас был такой прекрасный адвокат. Герберт сразу дал понять, что настроен очень решительно, и был уверен в том, что все пройдет хорошо.

— И его огромная уверенность давала мне надежду на лучшее. Мне правда было намного легче из-за того, что этот человек все время поддерживал нас, зная, как нам было тяжело.

— И было отчасти легче от того, что адвокат и сам очень много говорил, когда кто-то из нас не был в состоянии.

— Но было очень тяжело из-за того, что Майкл, его сообщники и их адвокат усиленно поливали нас грязью каждый раз, когда кто-то говорил.

— Да уж, они всем нам нервишки потрепали.

— Самый сложный день был именно первый, — с грустью во взгляде вздыхает Наталия. — Огромное количество репортеров, сильное напряжение… Страх, что что-то пойдет не так…

— Я не мог долго уснуть в ночь перед судом, — признается Эдвард. — Слишком сильно нервничал от осознания того, что снова встречусь с этими подонками. Как представлял себе что-то подобное, так меня начинало трясти от ужаса.

— Не только ты один, милый. Я вообще не спала всю ночь. Да и Терренс с Ракель и твои родители тоже выглядели так, будто не выспались.

— По крайней мере, они ничего не говорили.

— А тут еще и эти репортеры и журналисты. Нам и так было тяжело, а они еще больше усугубили наше состояние.

— Согласен. Они и правда достали нас.

— Да уж… — хмуро бросает Наталия. — Все им надо знать, чтобы потом сделать сенсацию. Делают деньги на эксклюзивных подробностях.

— Радует, что заседание было закрытым. А то от их постоянных вспышек фотокамер у меня глаза болели. И я едва боролся с желанием послать всех этих журналюг куда подальше.

— Мне тоже. Хотя такое поведение стало бы причиной написать статью, порочащую честь кого-то из нас.

— Вот поэтому нам и пришлось сдерживать себя.

— Это стоило огромных усилий.

— Но самый ад начал после того, как когда судья объявил заседание открытым. — Эдвард нервно сглатывает. — Помню, как приставы привели в зал суда дядю Майкла и всех его сообщников. Они все смотрели на нас презренными взглядами, которыми запросто могли быть убить нас или просверлить дырки в наших лбах.

— А я никогда не забуду, какой ужас овладел мной, когда в зал привели Уэйнрайта, — с округленными глазами признается Наталия. — У меня перед глазами пронеслись воспоминания обо всем, что он со мной сделал. А когда он опять посмотрел на меня так, будто собрался повторить это, то мне до смерти захотелось сбежать из зала.

— Он так пялился не только на тебя, любимая. — Эдвард мило целует Наталию в висок. — У меня тоже мурашки по коже пробежали, когда он бросил на меня свой испепеляющий взгляд. А уж каким похотливым взглядом этот больной извращенец смотрел на Ракель! Как будто планировал сделать с ней примерно то же самое. И сделал бы это, если бы рядом никого не было. Особенно Терренса, который смотрел на него так, будто говорил, что Уэйнрайт лучше не связываться с ним.

— Я помню.

— Они все кидали на нас такие испепеляющие взгляды. Один взгляд дяди в сторону отца и матери чего стоил! Даже не знаю, на кого он смотрел с большей ненавистью: на меня, отца, брата или маму.

— Я думала, этот тип убьет твоего отца прямо там, когда судья вызвал его для дачи показаний. Пока мистер МакКлайф говорил, Майкл буквально зеленел от злости и начал кричать, что его брат лжет, а мы все устроили против него заговор.

— О, между ними тогда была такая словесная перепалка, — уверенно говорит Эдвард. — Они едва не поубивали друг друга, когда затеяли драку.

— Помню-помню. Их тогда кое-как смогли разнять. Пока ты, Терренс и Герберт успокаивали мистера МакКлайфа, Майкла сдерживали полицейские и его адвокат.

— Тогда я окончательно понял, что этот процесс будет очень непростым.

— Я тоже поняла, что это испытание окажется для всех нас настоящей пыткой.

— Дядя Майкл не постеснялся оскорблять и унижать маму, когда ее вызвали давать показания. Едва не набросился на нее. Но благо, отец и приставы как могли защищали ее от этого больного урода.

— В случае с Ракель все было почти также.

— Он вообще не давал ей говорить и кричал, чтобы она не лезла в это дело и прекратила клеветать на него.

— А ты вспомни, как этот тип вел себя, когда судья вызвал тебя для дачи показаний.

— Да. — Эдвард встряхивает головой, дабы убрать с глаз прядь волос. — Опять сплошные оскорбления, унижения, попытки убедить всех, что про него говорят ложь. Дядя в прямом смысле был готов убить меня прямо в зале суда.

— Майкл вел себя как сумасшедший. Я реально боялась его и молилась о том, чтобы он не украл у одного из полицейских пистолет и не расстрелял нас.

— Дядя молчал только лишь тогда, когда выступали его сообщники или их адвокат. Того молодого глупого парня, который иногда нес такую пургу, что мог запросто поднять на смех весь зал. Но стоило заговорить кому-то из нас или нашему адвокату, так его прорывало.