Секреты Ватикана

Отклонения в поведении, демонстрируемые "ведьмами", духовники (передававшие в трибунал информацию о подозрительных случаях) приписывали исключительно дьяволу, засевшему, как правило, в женских гениталиях. На самом же деле большая часть обвинений касалась порочных сексуальных отношений, внебрачных или извращенных совокуплений, непристойных поцелуев и в особенности 1’osculum infame, что означает "поцелуй анального отверстия Сатаны". Во многих документах проскальзывает навязчивая идея неутолимой женской похоти, из-за которой обвиняемым часто выбривали волосы на лобке, дабы лишить дьявола его любимейшего укрытия. Лекарством служили некоторые необычные виды экзорцизма, сопровождаемые "продувкой" и иными манипуляциями "в причинном месте".

Предусмотренная процедура была схожа с обычными судебными: обвинительный акт, устные или письменные свидетельства, прочие улики, выступление стороны обвинения, ответная речь защиты (то есть состязательность), приговор. Это в теории. Однако на практике все улики сводились к паре-тройке запутанных, беспорядочных сплетен, да и сама процедура отталкивалась от допущения, что отрицание дьявола есть уже ересь, а значит, признание вины. Если во время первого допроса обвиняемый не сознавался в своих ошибках, инквизитор угрожал применить особую методику stride, то есть пытки, эвфемистически называемые "строгим испытанием"; в случае повторного отказа привлекали профессиональных палачей-истязателей.

Если же обвиняемый не уступал даже после мучительной боли, трибунал объявлял о своей неспособности вернуть еретика на путь истинный и обратить к ортодоксии, после чего передавал его "светской власти", то есть уполномоченному гражданскому суду, для исполнения надлежащего приговора. Двойственность компетенции неоднократно способствовала ситуациям двусмысленного компромисса, когда церковь опиралась на государственную власть для осуществления наказаний неугодных, а светские политические органы, в свою очередь, прикрывались доктриной веры для придания легитимности собственным репрессивным кампаниям. Тюремное заключение часто обосновывалось незатейливой ритуальной формулой, к примеру: "В этой Святой палате мы осуждаем тебя на пребывание в темнице на веки вечные без надежды на прощение, дабы в ней ты беспрерывно оплакивал душу свою, каялся и вымолил у Господа нашего прощение за грехи свои и прошлые заблуждения".

На этих процессах не различали понятия "грех" и "преступление": истинной обвиняемой была душа, это ее судили, иначе говоря, клеймили идеи, убеждения, принципы, влиявшие на то, как человек поступал, вел себя, писал и мыслил. Поэтому именно монахи-доминиканцы, образованные, умные, подкованные и хорошо подготовленные, нередко оказывались самыми успешными инквизиторами. Эхо их непреклонных приговоров и суровых постановлений навсегда вторглось в пространство художественной литературы. Среди многочисленных примеров вспомним "Айвенго" Вальтера Скотта, "Имя розы" Умберто Эко и, разумеется, роман "Братья Карамазовы" Федора Достоевского, краеугольным камнем которого стала удивительная по своей мощи "Легенда о Великом Инквизиторе", рассказанная Иваном, одним из братьев, атеистом, жаждущим веры и отвергающим Бога.

Если папа Павел III дал импульс формированию инквизиционных порядков, то один из его преемников, Павел IV Карафа, поразмыслив, придумал, как мудро использовать трибунал в качестве политического рычага. Я попросил высказать свое мнение по данному вопросу профессора Массимо Фирпо, академика Линчеи, возглавляющего кафедру истории в Туринском университете и много лет изучающего культурную и религиозную историю XVI века, которой он посвятил бессчетные статьи и монографии. Вот его ответ: