Секреты Ватикана

Естественно, никакого богатства из воздуха добыть не удалось, и армия осталась одним из многих нереализованных экстравагантных проектов Кристины. Между тем конклав 1676 года под давлением могущественного Людовика XIV избрал папой Бенедетто Одескальки под именем Иннокентия XI. Новый понтифик принес с собою дух Реставрации: закрытие театров, включая Тор ди Нона, возобновленный запрет на участие женщин в спектаклях, потом отказ в праве брать уроки музыки, осужденной "как вредное для их целомудрия искусство". Протесты были, но осторожные: новый понтифик сам подавал пример аскетичной жизни, да и докучать едва воцарившемуся суверену было неосмотрительно. Его предшественник Климент X назначил Кристине ежегодную ренту в двенадцать тысяч скудо, что Иннокентий поспешил отменить. Говорят, что ее это не особенно огорчило. Она всегда жила не по средствам, залезая в долги и черпая деньги из неведомых источников с такой непринужденностью, какая встречается только в тех, кто никогда не сталкивался с бедностью и лишениями.

Жизнь Кристины катилась по уже накатанной колее, у нее было еще несколько любовных увлечений, помимо многолетней трепетной привязанности к кардиналу. Одной из ее последних любовниц стала балерина и певица Анджелика Волья по прозвищу Джорджина. Отношения Кристины с женщинами всегда были любопытными и запутанными, хоть по большому счету вполне объяснимыми в отличие от некоторых других ее поведенческих реакций. К примеру, во время своего путешествия во Францию она пожелала познакомиться с Нинон де Ланкло, прославленной куртизанкой, "заточенной" в монастырь Ланьи за то, что чрезмерно щедро раздаривала свои ласки и благоволение окружающим. Кристина часами беседовала с ней, обмениваясь сокровенными мыслями, суждениями и оценками. Рассказывают, что остроты, отпущенные ею в этих разговорах на тему религии, весьма оскорбили папу. Действительно, бывшая королева заявила, что ее истинным вероисповеданием было учение античных философов, а все прочее казалось ей чепухой или же мошенничеством.

Вероятно, она была искренна в своей пылкой любви к жизни, свободной от рамок, крайне беспорядочной и бесповоротно языческой. Вполне возможно, что по той же причине она не переносила даже вида беременных женщин, ведь и трон-то она покинула из-за отказа подчиниться династическому долгу, выступив в роли матери престолонаследника. Прознав, что одна из ее камеристок ждет ребенка, она велела той больше не появляться в ее присутствии.

Такой она оставалась до самой смерти, окруженная двором, невероятно пестрым и уникальным даже для видавшего виды Рима: лучшие умы, великие художники и артисты, и тут же — всевозможные шарлатаны, авантюристы, сводники, сутенеры и проститутки. На излете отмеренного ей срока Кристина ощутила совсем иное душевное волнение и одухотворенность, парадоксальным следствием чего стало растущее раздражение или разочарование, вызванное неуемной роскошью понтификата. К примеру, в письме к своему Адзолино она высказалась крайне категорически: "Предосудительно наблюдать, как многие миллионы из церковной казны выбрасываются на ветер — на неуместное пускание пыли в глаза или награды абсолютным ничтожествам и подхалимам, цель которых высосать до капли кровь и пот бедняков".

Возможно, она поняла, что ей самой было дано и прощено слишком многое только по причине ее обращения в католицизм. Она не могла знать заранее, что ждет ее после жизни земной, но, очевидно, ее вполне удовлетворил бы тот великолепный мавзолей, который воздвигли позднее в ее честь в соборе Святого Петра. Конечно, гениальность слегка коснулась ее своим крылом, но вместе с тем в той же степени она была капризной, взбалмошной, безжалостной женщиной, способной без колебаний отдать приказ об убийстве, к тому же лесбиянкой, и потому ее присутствие в базилике, полной святых, благочестивых дев и мучеников веры (начиная с основателя церкви — апостола Петра), безусловно, вызывает некоторое удивление. Однако даже после смерти — как и при жизни — Кристина оставалась для церкви беспроигрышной картой и одним из ее лучших завоеваний. Королевой, вырванной из лап лютеранской ереси.

Базилика Святого Петра не испытывает недостатка в надгробных монументах; большинство из них признаны выдающимися памятниками либо из-за своей эстетической значимости, либо из-за масштаба личности тех людей, которых они прославляют. Присутствие в таком месте мавзолея Кристины Шведской и другого монумента, о котором я сейчас расскажу, обусловлено исключительно тем, что политическая стратегия всегда оставалась для понтификата приоритетной.

В левом нефе, недалеко от входа, можно увидеть поразительный кенотаф, высеченный Антонио Кановой в чистейшем неоклассическом стиле, свойственном этому мастеру. Сложная посвятительная надпись на нем гласит: IACOBO III IACOBI II MAGNAE BRIT REGIS FILIO KAROLO EDUARDO ET HENRICO DECANO PATRUM CARDINALIUM IACOBI III FILIIS REGIAE STIRPIS STUARDUAE POSTREMIS ANNO M.DCCC.XIX[59].