Секреты женщин Ренессанса

Как видно, intra muros (внутри стен. – Ред.) можно было по-прежнему безумствовать и оказывать принцу-карнавалу всяческое почтенье. Необходимо подчеркнуть, что таковы были карнавальные нравы не только низших слоев народа, до подобных развлечений в дни маскарада были одинаково падки патриции, дворяне и придворные. В этих кругах люди были только требовательнее, не так легко удовлетворялись, отличались большей изощренностью.

Об одном празднике, устроенном в 1389 году при французском дворе в связи с турниром, свидетель сообщает: «Ночью все надели маски и позволяли себе такие выходки, которые скорее достойны скоморохов, чем таких знатных особ. Этот вредный обычай превращать ночь в день и наоборот вместе со свободой безмерно есть и пить привели к тому, что люди вели себя так, как не следовало вести себя в присутствии короля, и в таком священном месте, как то, где он во время похода держал свой двор. Каждый старался удовлетворить свою страсть, и все будет сказано, если мы упомянем, что права многих мужей были нарушены легкомысленным поведением их жен, а многие незамужние дамы совершенно забыли всякий стыд».

Вероятно, чтобы не нарушить общего единодушия, королева также не противилась принципу chacune pour chacun (каждая для каждого. – Ред.), как нам известно из другого документа. О карнавале 1639 года сообщается, что герцогиня Мединская устроила маскарад, на котором фигурировала с двадцатью тремя красивейшими дамами в костюме амазонок, и притом такого мифологического покроя, что этот праздник наготы вызвал целый ряд скандалов. Упомянутые выше игры борьбы между обнаженными куртизанками и крепкими лакеями, бывшие в ходу при дворе папы Александра VI, были также карнавальной шуткой.

С масленицей был связан ряд обычаев, безусловно, эротического характера. Упомянем лишь об обычае «соления девственности» или об обычае «паханья плугом и бороной». В одном описании последнего обычая говорится: «Молодые мужчины собирают всех девушек, участвовавших в продолжение года в танцах, впрягают их вместо лошадей в плуг, на котором сидит музыкант, и гонят всех в реку или пруд». Эти слова только описывают обычай, не объясняя его тайного смысла. На самом деле он служил средством высмеять в юмористической форме тех девушек, о которых было достоверно известно, что они весьма мечтали выйти замуж, но остались без женихов. В одной масленичной пьесе об этом говорится очень ясно: «Все девушки, оставшиеся без мужей, впрягаются в плуг или в борону и обязаны их тащить за собой…»

Эротический смысл этого обычая нетрудно вскрыть, если вникнуть в символику, которой он обставлен. «Плуг» и «борона» служили как в Средние века, так и в эпоху Возрождения (как некогда и в древнем мире) символами мужской силы, тогда как недра земли, которые ими вспахиваются, считаются символами женского плодородия. Этим обычаем хотели сказать, что означенные девушки тщетно искали пахаря, который вспахал бы их пашню любви, и потому их и гнали под град насмешек в воду, ибо воду нельзя распахать. В Англии этот обычай был приурочен к понедельнику, после Богоявления (Plough Monday).

Другой нами упомянутый обычай имел точно такой же смысл.

Искусство также наглядно доказывает эротический характер карнавала. Достаточно указать на великолепный рисунок Питера Брейгеля «Масленичные игры». Нетрудно понять, что мужчина, поднимающий здесь самострел со стрелой, украшенной перьями, и женщина, предлагающая ему как цель кольцо, через которое должна пролететь стрела, – это две фигуры, символизирующие эротический момент.

Поистине классическим доказательством того, что карнавал был не чем иным, как христианскими сатурналиями, в которых главную роль играл эротический элемент, доведенный до фаллической скабрезности, являются, однако, масленичные пьесы.

Большинство из них вращается исключительно вокруг эротики, и все ее стороны подробнейшим образом воспроизводятся в них. Так как мы привели уже достаточно примеров в других местах нашей книги, то мы можем ими ограничиться. Огромная ценность этого литературного жанра состоит в том, что пьесы, хотя и под покровом насмешки, сообщают нам значительную часть важнейших сведений о всех сторонах частных и общественных нравов эпохи Ренессанса. Правда, делается это обыкновенно с такой архисмелой грубостью, что если бы привести здесь некоторые, более характерные пьесы, то волосы стали бы дыбом не только у филистера.