Как велика была вера в действие донского можжевельника, видно уже из многочисленных его эпитетов: «пальма девственности», «розмарин девственности», «детоубийца», «древо девственности». Это было самым популярным средством аборта, постоянным утешением, последней надеждой женщин и девушек, жаждавших любви. Даже в самом маленьком садике предусмотрительные женщины поэтому усердно разводили и оберегали его. Как только подрастала девушка, ее старшие товарки нашептывали ей, что это деревце может все исправить. Каждая девушка знала об этом и говорила другой: «Парни стоят друг за друга, друг за друга должны стоять и девки». О распространенности плодоуничтожающего действия донского можжевельника свидетельствуют афоризмы и поговорки на английском и на других языках. В одной древнеанглийской балладе говорится об употреблении можжевельника (Savin-tree) молодой девушкой ради аборта.
В тех случаях, когда средство сразу не действовало, беременные девушки прибегали к более радикальным приемам, как то: горячим ваннам, бешеным танцам и еще более безумным экспериментам, практиковавшимся повсюду. «Она танцует так, точно завтра хочет произвести ребенка», – говорили об усердной танцорке, не пропускавшей ни одного танца и отличавшейся во время танца особенным усердием.
Неудивительно, что и литература Ренессанса богата указаниями на частое применение аборта. По-видимому, особенно в этом отношении отличались придворные круги. Оно и понятно. Здесь искушения были особенно многочисленны, а добрачная беременность грозила особенными неприятностями. Характерный пример можно найти у Брантома. Молодая девушка, забеременевшая от принца и родившая ребенка вне брака, спокойно отвечает на нравственное негодование окружающих: «Меня следовало бы порицать не за мой проступок, а за мою непредусмотрительность. Если бы я была такой умной, как большинство моих товарок, поступающих еще хуже меня, то я позаботилась бы об устранении последствий и не находилась бы теперь в затруднительном положении».
Возмущало не то, что молодая дама разрешила принцу более чем одни только нежные взгляды и поцелуи, безнравственность усматривалась в беременности и в ребенке, в неумении соблюдать правила игры, заключающиеся в том, чтобы всем рисковать, не теряя ставки – видимости добродетели. Из других данных видно, что в придворных кругах было, по-видимому, немало женщин, которым чуть не каждый год грозила опасность нежеланной беременности. Анонимный французский автор пишет: «С тех пор как барышни так хорошо осведомлены относительно медикаментов, что уже не боятся неловкого положения, в которое их может поставить слишком пылкий любовник, все больше падает ремесло куртизанки. Ибо для кавалера гораздо приятнее развлекаться с благородной дамой, не рискуя ничем. С тех пор барышни поэтому не выходят из себя, когда любовник требует от них большего, чем право созерцать ее прекрасное лицо и прекрасную грудь».
В заключение следует упомянуть, что аборт тогда не считался преступлением, так что можно было довольно открыто рекомендовать и получать подобные средства. Там же, где полагалось наказание, оно редко применялось.
Словом, нет никакого сомнения в правильности последнего стиха вышеприведенного стихотворения: «Да, это часто бывало».
Если мы в предыдущем абзаце утверждали, что в эпоху Ренессанса случаи добрачных связей были особенно часты, то мы не хотим этим сказать, что это было право, признанное моральным кодексом века, а только то, что это было следствием повышенной эротики эпохи, неизбежным везде там, где классовые интересы не выдерживали натиска основной тенденции эпохи.
Однако бывали также случаи, были целые классы, где добрачное половое общение женщины прямо санкционировалось кодексом морали. Мы имеем в виду обычай «пробных ночей», преимущественно – заметьте, только преимущественно! – существовавший в деревне и распространенный во всей Европе. Совсем этот обычай никогда не исчезал и сохранился во многих местностях вплоть до наших дней. Он восходит к давним временам и известен под разными названиями. Несмотря на древность этого обычая и на его распространенность, наши сведения о нем немногочисленны. Древнейшее его описание относится к XVIII веку и касается специально Швабии. Подробность этого обычая Фр. Г. Фишер описывает следующим образом в своей брошюре, посвященной этому вопросу: