— Мне нравится, что ты сама себя называешь кроликом — кажется, роли распределились верно. Тогда об экспериментах. Склонность к собственничеству, она же ревность — это важнее цвета шерсти, Карин, — его взгляд снова стал внимательным. Ел бы он с таким удовольствием свой ужин, как меня глазами. — Такие механизмы психологической защиты не возникают на пустом месте.
— О, ну тогда предлагаю провести чистый эксперимент, Александр Дмитриевич! Попробуйте для начала мне понравиться, затем начните изменять — вот и увидим, ревнива я или нет.
Он рассмеялся, спрыгнул со своего стула и подошел к моему. Я развернулась к нему, но его руки медленно опустились на стойку — пока не интимная близость, но и ограничение маневренности.
— Вы что делаете? — не сдержалась я.
— Начинаю нравиться.
— А вы точно понимаете, что искренняя симпатия к человеку и животное желание — разные вещи?
— Понимаю, но мне пока достаточно последнего.
— А как же эксперимент? — я словно до сих пор не теряла призрачной надежды продолжить пустой треп, но уже по черному взгляду понимала — он прямо сейчас перестраивается на другую игру.
Босс протянул руку по стойке, пододвинул тарелку с пирожными, до которых мы не успели дойти. Указательным пальцем зачерпнул крем с одной. Я невольно поморщилась — мне ли не знать, что лакомство Тимура на вкус чудесно, зачем же так портить? Но замерла, когда палец оказался перед моим ртом, а лицо Александра Дмитриевича приблизилось, словно он хотел поцеловать.
— Открой рот, — выдохнул тихо.
Я лишь разомкнула губы, палец нырнул внутрь, но не отстранился, когда я невольно слизнула с него крем. Наоборот, он подался еще глубже, вынуждая меня посасывать.
— Не закрывай глаза, смотри на меня.
Не понимаю, что такого в подобной пошлости, но почему-то начинает возбуждать. Или меня возбуждало его дыхание совсем рядом с моей щекой.
— Хорошая девочка… Карина, ты умеешь делать минет?
Я вмиг застыла, а потом и повернула голову, выпуская палец изо рта. Это на такие желания подтолкнуло его мое действие? Я не то чтобы не умела, а вообще никогда не пробовала и не собиралась. Не осуждала женщин, которые подобным занимаются, даже мысли такой не возникало, но не понимала в таких ласках смысла — ну, разве что для мужчины. А женщина не получает ничего, но притом вынуждена преодолевать брезгливость.
Вот только моего ответа он не дождался. Сдернул со стула и надавил на плечи. Удерживая меня одной рукой, быстро расстегнул ширинку, выпуская полувозбужденный член. Сам же ладонью прошелся вдоль, возбуждая себя сильнее.
— Открой рот, — повторил, как недавно, но сдавленнее.
Я же умоляюще посмотрела на него снизу вверх.
— Карина, тебе противно? — его голос прозвучал неожиданно мягко. — Или ты просто пока не готова?
— Скорее второе… — я попыталась ответить максимально честно.
— Тогда открывай рот, — чуть резче произнес он и с силой надавил мне пальцами на скулы.
Я впустила и тут же зажмурилась от двояких ощущений. Мне было больше неприятно, особенно ощущать языком наливающийся член и проступающую на головке смазку со странным привкусом. Александр Дмитриевич не дал мне времени на привыкание, а задвигался внутри, довольно резко подаваясь вперед. Ладонь его переместилась мне на горло, поглаживая сверху вниз и обратно, как если бы он хотел, чтобы я вытянулась вверх.
— Расслабься, Карина. И открой глаза — смотри, что ты делаешь. Ничего страшного не происходит, ты просто сосешь мой член.
О, последней фразой он вряд ли собирался меня именно успокоить. Напротив, добавил пошлости в ощущения. Он подался еще глубже, почти до горла. Не дал мне опомниться, сдал обратно, после чего короткие толчки стали ритмичными. Член во рту окаменел — само ощущение его растущего возбуждения вызывало томление внизу. Но этого томления было недостаточно, я просто отражала его удовольствие собственным, но не в полной мере. А еще не могла отвлечься от того, что он делает. Точнее, что делаю я.
— Руки убери, — попросил тихо и повторил громче. — Руки, Карина!
Я теперь осознала, что вцепилась в его бедра и непроизвольно пытаюсь контролировать его движения. Защищаюсь уже непонятно от чего. Переместила пальцы ниже, но с очередным толчком снова взметнула их вверх. Александр Дмитриевич замер, перестал двигаться, но мокрая головка так и осталась у меня во рту.
— Облизывай, — приказал напряженно. — Глаза не закрывай.
Сам резко выдернул ремень из штанов, быстро обернул мои запястья кожаной петлей и рванул вверх. Прижал кулак со свободным концом к стойке, оставив мои руки неудобно задранными. И сразу после этого вновь начал движения, теперь более плавные.
Я не могу объяснить, почему возбуждалась. То ли от коротких приказов, то ли сама неудобная поза, делающая меня уязвимой, выстраивала в голове немыслимую развратную картинку. Но это происходило, да так ощутимо, что если бы мои руки оставались свободны, я бы, наверное, прижала одну ладонь внизу, между ног. Не чтобы возбуждать себя, конечно, но желание это ощутилось очень отчетливо.
Теперь он двигался медленнее, однако в голосе звучало все больше напряжения: