Анимистическая культура, таким образом, открывает целый мир возможностей,
Это не мнимый примитивизм противостоит единственной модерности, это иллюстрация парадоксальной ситуации, при которой есть множество модерностей, однако «Нового Времени не было» (Латур 2006). Расколдовывание редко оказывается полным – лишь некоторые институты и немногие индивиды успешным образом отделились от мира связей.
В контексте множества модерностей, ни одна из которых не может избавиться от околдованности наверняка, Гаруба представляет динамику западноафриканского анимистического материализма во многих социальных и культурных средах. Он указывает, что «„замыкание“ духа в материи или слияние материального и метафорического, которое подразумевается анимистической логикой, затем, как выясняется, воспроизводится в культурных практиках общества» (Garuba 2003:267). Понимая, что может показаться, будто он сдается чуждому (европейскому по происхождению) дуализму или попросту идет у него на поводу, автор оговаривает: «На данном этапе важно отметить, что дуализм сознания и тела, как будто пронизывающий это эссе, нас интересует только в качестве обоснования той метафизики и эпистемологии, которую отвергает анимистическое мышление» (Ibid 267).
В таком случае Гарубе удается извлечь невероятно много из африканской литературы и литературной традиции африканской диаспоры. Хотя его статья начинается с описания ориша, Санго, в ее фокусе не столько «религия» (как ее обычно понимают), но скорее экономика, политика или общество. Использование метафоры помогает серьезно переосмыслить не только религию, но и литературу, дискурс и власть, поскольку Гаруба предельно ясно высказывается о материальности. В отношении начала романа Шойинки (Soyinka 1970:7)[49]
Гаруба пишет: «Сама мысль о том, чтобы заклинать калабаш, находящийся у кого-то в животе, долгое время меня озадачивала, пока я не понял, что именно этаСоздание божеств
Я видел божеств в их домах. Я научился простираться в их присутствии. Я научился приносить им дары, когда мне была нужна помощь. Я видел (но не вполне понял), как божества используют вещи для коммуникации с людьми. Даже двухнедельный визит в земли йоруба может быть весьма поучительным. Было бы преувеличением сказать, что я был незнаком с материальными божествами, предметами-персонами или почитаемыми вещами. Я все-таки много лет прожил среди язычников и изучал их. Также я посещал синтоистские святилища, буддистские храмы, католические соборы,
Тем не менее исследователи должны не только усвоить локально уместные способы поведения в присутствии божеств, святых или учителей других культур, нам также нужно усвоить новый язык для концептуализации и анализа существенных вопросов. Поэтому в предыдущих главах я рассматривал ценность таких терминов, как мана, тотем и табу, для пересмотра данных о религиях и обновления теорий религии. Встречались нам и «-измы», которые могут и помочь, и затруднить этот наш научный проект, например дуализм, буддизм, католицизм, иудаизм, протестантизм, а также сверхотделенность и картезианство. В нескольких главах рассматривался анимизм. Польза «тотемизма» для понимания анимистических отношений была темой предыдущей главы, а в этой под вдохновенным руководством Гарубы мы рассмотрели анимистический материализм и динамическое напряжение между модернизмом (модернизмами) и традиционализмом (традиционализмами). Сейчас мы обратимся к еще одному расхожему «изму» – фетишизму.