Для этой же цели лицо, а иногда и весь наряд «покойника» обсыпали мукой, мелом или вымарывали сажей (д. Климовская, Пеструха, Середская). В д. Великий Двор (Тот.) «„покойник“ был весь умазан в сажу и тесто», а в д. Чеченинская — обсыпан сажей и мукой. В д. Пигилинская в облике «мертвеца» присутствовали все элементы устрашения: «„Покойник“ голый, лицо в саже, на нем перья налеплены». Интересно, что иногда «покойнику» подвязывали бороду (д. Подсосенье, Копоргино) и волосы из конского хвоста (д. Спирино), а нос перевязывали ниткой (д. Аксентьевская) или подвязывали ниткой к ушам так, что он казался вздернутым (д. Борисовская Хар.). В д. Марачевская облик «покойника» дополнял свиной пятачок, который он держал в зубах. Лицо обычно прикрывалось платком, сеткой или марлей, чтобы были видны зубы. Иногда, впрочем, оставляли открытыми губы или лоб. Характерно осознание окружающими этого облика: «Лежит как настоящий родитель» (д. Новец).
Кульминационный момент сценки с «покойником» — «отпевание» и «прощание» с ним. Тем самым создавалась атмосфера, напоминающая начальный (до венчания) этап свадьбы (голошение, причитание, обстановка скорби и прощания). Центральными фигурами здесь были, конечно, «поп» и «плакальщицы» («жена», «родственники» покойника). Возглавляли процессию «поп» с «дьячком», размахивая «кадильником» — кринкой с тлеющими и чадящими угольями, с брошенной сверху шерстью или пометом, иногда сушеными травами, серой, берестой, чтобы сделать чад как можно более неприятным. «Лампадочкой гридя
т — мовтают кругом» (д. Подсосенье). Часто вместо «кадильника» махали подожженным старым лаптем (д. Кузьминская Кадуй., Великодворская, Аксентьевская, Середская). В д. Павловская иногда бросали в «кадило» табак, а в д. Дуброва — перец, чтобы заставить всех девок чихать. В д. Окатовская «старухи окуривали «покойника» травкой богородской (чабрецом)». В старообрядческих деревнях нередко применяли и настоящий кадильник («покаяльник» — д. Цибунинская), который специально выпрашивали у старух для сценки с покойником.Любопытно, что в деревнях со значительной долей старообрядческого населения оплакивание устраивали как на настоящих похоронах. «„Покойника“ положат на постильно и охают: «О-ох! И те мене да посмотрю да я погляжу-у! / О-ох! И те мене за су
тоцьки да под око-о-шецько-о! / Да по брусовой-то лавоцьки. / Да на родново племенницька (или иная степень родства. — Авт.). / Да ты куда жо средивси, / Да ты куда наредивси? / <В> платьице да не нарядное, / Да <в> платьице умиральноё!» Зависяцця платком, да и охат тут над йим… А хозяевов не заставляли прошчацця. Людно ить их ходит наряжонками, дак они и зачнут прошчацця: «Простишь ли, старой-де, меня, грешную?» — «Тибя Бог простит!» Вот и всё… Вот поприцитают, попрошчаюцца, и опять понесли из избы-то» (д. Тырлыниская — здесь «покойника» носили по всей деревне).[545] Всерьез рыдали «причитальницы» и в д. Середская, Сергеево, Новоселки: «Цядо моё милоё, / Ты моё дитятко, / Да ты моё ненаглядноё, / Да ты меня-то оставив, / Как травинку в полюшке» и т. п. В д. Клеменево над «покойником» убивалась «жена»: «Муж умер! Муж умер!» Нередко подчеркивалась плодовитость «покойного»:Миленький ты мой,Жаль мне тебя —Сколько деток оставил!(д. Пигилинская)[546]В зависимости от степени «серьезности» оплакивания варьировались и тексты, которые распевал «поп» и «плакальщицы». Очень часто, например, пели «вечную память» — с большими или меньшими сокращениями и отклонениями от канонического варианта. Например, «поп» пел:
Святы Боже,Святы крепки,Святы бессмертный,Помилуй мой!Вечная память (2 р.),Помянуть за упокой,Человек-то был какой!(д. Борисовская Кирил., Клеменево, Часовное, Лисицинская, Федяево, Горка Хар.)[547]вар. 1:
Вечная память, (3 р.)Бесконецьная жис<т>ь! (3 р.)Упокой, Господи, душу нашу,—(д. Фоминская Верхов.)вар. 2:
Человек он был какой — (3 р.)Со святыми упокой! (3 р.)Мать его ети,Более такого не найти.(д. Павшиха)вар. 3:
Со святыми упокой, (3 р.)<А> мужик-то был какой.(д. Ваулиха)Господи Иисусе,Вперед не суйся,И сзади не оставайся,И во середке не забывайся.(д. Сергозеро)[548]