Секс и эротика в русской традиционной культуре

А вот, например, довольно эмоциональное и выразительное описание «отпевания покойника» в д. Дягилево: «На скамью ево повалят, подушку положат, тут ховстинки постелят. Вот ево снаредят, он и легёт, руки на груди. Лежит — маленькая иконоцька у ево на руках. Ховстинкою ево и прикроют, принесут, откроют. Он лежит, защурився — как вот это утерпят, не рассмиецця — вот мы над этим дивилися всё, как вот лежит?..

Как толькё приходят, поставят ево, «поп» сразу:

Православному цярство небесно,
Православному цярство небесно,
В дальнею путь провожаем.
Быв, да не стало,
Умер, да не жало<к>.

Окаянному ему цярство небесно!

В далную дорожку.
Туда-от тут выход широкой,
Оттуда выходу нету.
Окаянному ему цярство небесно!

А кругом-то и ходит, а и кадит; а там угольё накладено, да накладено моху сухово, дак он тлиёт, горит.

А веть сделано-то на ём этот, как риза — были из ховстины эти, у стариков-то, как пальто, а оно из одной ховстины из товстыё эдакоё. Дак он и опояшеццё, а эдак вот накинёт на себя-то, а здись-то застигнёт-то брошку, дак и рукава-то полохаюцце. Дак ить хохотанья-то, смеху-то! От попритвореецце-попритвореецце, покадит-покадит — этово уносят: «На<д>о нести на кладбишшо!» В другу избу переносят».[549]

В д. Цибунинская, Пеструха, Липин Бор пели «Господи, помилуй», добавляя «кто чево сумеет смешное»: «другой раз и матюки заворотят» (д. Пеструха). Брань в таких ситуациях некогда выполняла магическую роль: считалось, что она отпугивает всякую нечисть, предохраняет, в частности, участников церемонии от последствий опасного для них контакта с мертвецом. Второй возможный смысл брани близок к функциям битья: карпогоническая магия, а также своеобразное «оживляющее» средство.[550]

В д. Борисовская (Хар.) «поп» при отпевании перечислял жителей деревни (в деревне насчитывалось 104 дома), выбирая прежде всего тех, кого за что-либо недолюбливали, поддразнивали. «Свитюшка Паша», например, — это женщина, которая ко всем обращалась «свитюшка».

Начинаю с краю
Парме

нушкову Раю,Помяни, Господи, Аугусу,
Еённу дочь Текусу,
Маленькую Машу,
Порядочную Сашу,
Свитюшку Пашу.
Помяни, Господи,
Огафона Колобаху,
Зет я Флаху, [от имени Флавьен]
Жену Опонаху,
Онтропову Маху, и т. п.

Каждая строка этого пространного текста сопровождалась отборнейшими «матюками». Не отставали от «попа» и «плакальщицы»:

Ни доски бы тебе, ни гробу,
Да мать тебе ёбу.[551]

В д. Большое Раменье „покойника“ на скамейке заносят; те, кто заносят, дак поют»:

Пресвятая Троица,
Трохалёва Олица,
Руця Малора

меньский,Солоник Хвостовський,
Тыська Коргоземська,
Васенька Повговський,
Шолопа быв Большораменьский,
Коростель Толкуня,
Больше вам ни хуя![552]

Очень близкий текст можно найти в книге братьев Соколовых, хотя там и нет прямых указаний на его употребление в сценке при отпевании «покойника».

Господи, помяни:
Трех Матрен,
Луку с Петром,
Дядюшку Захара,
Сашечку и Маню,
Починочнова Ваню,
Гришу Хомоськово,
Игнашу Притовськово,
Микиту Рогосьсково,
Фиста Молодьсково,
Ваню Каличёнка,
Он же и Романёнка,
Митю колдуна,
Евдисея блядуна,
Помяни, Господи:
Дядюшку Трифона,
Старушку Ф……,
Сидора да Макара,
Скривёна мать Захара.[553]

Такого рода «отпевания» напоминают игровые и «колядные» припевки с раздачей игрокам частей животного в святочной игре «в быка збираного» у терских казаков или при дележке туши быка, купленного молодежью вскладчину на «κoляду», в Смоленской губернии:

…Иванывым рожки — живуть при ў дорожки,
Краўчонковым рёбры — их детушки дря

бны,Андреевым вока — глядить у чарку глубока,Новику селязень — яго жонка кавярзень и т. д.[554]