Секс и эротика в русской традиционной культуре

Эти предметы часто использовались в обрядах как мужские символы — скажем, при обрезании пуповины: мальчику ее отрезали на топоре или колодке для плетения лаптей (в отличие от девочки, которой эту операцию проделывали на прялке, веретенце и т. п. символах женских занятий).[820]

Любопытно, что во время родов этот запрет переставал действовать. Чтобы облегчить муки, роженице нужно было переступить через: «метлу, коромысло, дугу, через супруга, лежащего вниз лицом на пороге, и через его штаны».[821] Примечательно, что коромысло и прочие предметы здесь в одном ряду с мужем и его штанами — т. е. прямо кодируются как мужские символы. Роды, судя по всему, завершают период избегания «мужской» эротики, обозначая начало ее постепенного возвращения; но еще 40 дней женщина будет «нечистой», и сношения с нею запрещены. В наши дни советуют избегать близости с мужем в течение двух месяцев после родов.

* * *

Итак, можно представить образ тела в материнской культуре — именно тот образ, который станет основой ее символического языка.

Это беременное тело, тяжелое от нарождающейся внутри его новой жизни. Оно непостижимым образом влечет к себе — материнская культура стимулирует такое влечение: тем самым достигается устойчивое внимание к символике (и тому, что выражено с ее помощью). В то же время изгоняются символы смерти, разделения, следы травмирующих переживаний — они никоим образом не должны ассоциироваться с беременным телом, уменьшая его эротическую привлекательность. Формируется «иная» эротика — эротика рождения, «живота». А общепринятая эротика «соития» табуируется: из знакового мира изгоняются символы соития и вообще мужские символы. Вероятно, подавляются конкурирующие влечения. Внимание должно быть сосредоточено на теле рождающем (позже мы увидим — и рождающемся, т. е. здесь вообще телесность рождения).

Таким образом женская культура обеспечивает эротическое подкрепление своей символике.

АНГЕЛЫ ЛЕТАЮТ

После родов влечение переносится на тельце малыша. «Солнышко мое», «сладкий мой» — традиционные обращения к младенцам. Обычные приговоры: «сладкие пальчики» или даже «попочка сладенькая» — нередко сопровождаются поцелуями. Вербализуя, культура закрепляет и стимулирует влечение:

«Ах ты, деточка, / Золотая кветочка,
Виноградная веточка, / Сладкая конфеточка!»[822]

Общепринятая европейская культура табуирует эротику материнства, но еще З. Фрейд преодолел это табу: «Мать… питает к ребенку чувства, исходящие из области ее сексуальной жизни, она ласкает, целует и укачивает его и относится к нему совершенно явно, как к полноценному сексуальному объекту».[823] З. Фрейд заметил, что отношению матери к ребенку, особенно только что родившемуся, присуще характерное «логическое ослепление» — феномен, проявляющийся по отношению к объекту сексуального влечения. «Психическая оценка, которую получает сексуальный объект, как желанная цель сексуального влечения… проявляется как логическое ослепление (слабость суждения) по отношению к душевным проявлениям и совершенствам сексуального объекта…» Фрейд сетует, что феномен этот лучше изучен у мужчин, как и вообще сексуальная жизнь, гораздо в большей степени табуированная у женщин. Впрочем, это не помешало сделать любопытное наблюдение: «Как правило, у женщин не замечается сексуальной переоценки мужчин, но она почти всегда присутствует по отношению к ребенку, которого она родила».[824]

Русская пословица подтверждает: «У всякого первенец родится: во лбу светлый месяц, за ушами ясны звезды».[825]

Малыш бесконечно привлекателен для матери — внимание постоянно сосредоточено на нем: «Галка, жена, — с удивлением записывает новоиспеченный отец в своем дневнике, — в постоянном восхищении сыном. Она обсуждает со своей мамой каждый крик и любой взгляд Саньки (так мы его назвали), а я удивляюсь, что любая мелочь, с ним связанная, может стать для женщин событием…».[826] И, добавим, знаком. Телесный код не исчерпывается кодированием только женского тела. В качестве знака используется и тело новорожденного — лишь только появившись на свет, оно привлекает пристальное внимание и кодируется.

ПРЕДСКАЗАНИЯ-ПОЖЕЛАНИЯ

Здесь мы переходим к анализу еще одного жанра материнского фольклора.

«И вот наступила самая торжественная минута праздника: феи вошли в детскую и одна за другой стали преподносить новорожденной дары, которые они для нее припасли.

Одна из фей пожелала, чтобы принцесса была прекраснее всех на свете. Другая наградила ее нежным и добрым сердцем. Третья сказала, что она будет расти и цвести всем на радость. Четвертая обещала, что она будет превосходно танцевать, пятая — что она будет играть одинаково искусно на всех музыкальных инструментах».[827] Это отрывок из сказки о Спящей красавице, запечатлевший как раз то, что мы называем «предсказания-пожелания».