- Да, ты гонишь! – Штирлиц нервно хохотнул, затягиваясь. – Пощупай нас. Мы – живые.
- Хочешь выйти за пределы этой кухни? – Канцлер взял сигарету из пачки, лежащей на столе. – Попробуй.
- И попробую, - заволновался тот. – Тем более, пора домой. А то Светка будет волноваться.
- Не будет, - успокоил его Канцлер. – Светка ходит на твою могилу каждый месяц, и зимой, и летом.
- Слушай, ты, - Леха попытался дотянуться до отворота пиджака Канцлера. - Я тебя знаю всего два месяца, в отличие от них. Поэтому, легко набью тебе лицо.
- Ти-ише-е, - Канцлер попытался вырваться из железной хватки. – Не веришь, сходи – отлей.
- И пойду.
Леха вышел из кухни. Вернулся через минуту.
- Дайте ключ.
- Какой ключ, - Штирлиц выгнул брови. – От чего?
- От входной двери, твою мать, - Леха навис над столом.
- А-а, у меня нет, - выдохнул Штирлиц, оглядевшись. – А мы, вообще, у кого?
- В смысле? – Кондрат выдохнул дым.
- Ну, в смысле, дома, у кого?
Все огляделись вокруг.
- Ирка! – заорал Кондрат. – Неси посуду!
В ответ эхо разносило по вечности его просьбу. Никто не пришел.
- Где она?
- Она там, - Канцлер закурил. – За дверью.
- А мы? – Штирлиц выдохнул дым ему в лицо. – А мы-то где?
- Не знаю, - Канцлер приподнял карты – бубновая восьмерка и валет. – Кто-нибудь скажет слово?
- Шесть пик, - машинально среагировал Кондрат…
Булка
- Булка, Булка-а! – голос доносился откуда-то слева. – Ты любишь меня?
- Никого, кроме тебя, - она выдохнула слова. – Ты – лучшее, что было в моей жизни.
- Прости меня за вчерашнее, - его голос с характерной хрипотцой очаровывал, сметая все преграды на пути ее нравственности.
- При одном условии, - припухшие Булкины губы были полны запаха вчерашней ночи. – Ты выполнишь мое желание.
- Одно?
- Да.
- Давай.
- Хочу-у, - она по-детски выпятила губу. – Чтобы ты был всегда со мной. Это реально?
- Детка, я же не бог, - он усмехнулся, разливая вино по бокалам.
- А если бы был им? - Булка смешно оттопырила губу, отпив.
- Если бы был, - усмехнулся. – Не сидел бы здесь.
- Пошел ты.
- Что ты имеешь против?
- Да, ты – просто женатый козел.
- Я и не скрывал этого.
- Нет, ты не просто козел, - она поджала губы. – Ты – козлее всех козлов.
- Ненавидишь меня?
- Просто завидую, - буркнула Булка. – Твоей жене.
Он обнял ее, погладив по спине. На глазах блестели слезы.
- Лучше тебя не было и не будет никого в моей жизни, - шептал ей в ухо.
- Конечно, - всхлипнув, она посмотрела прямо в его глаза, казалось, проникнув в душу. – Ей хорошо.
- Кому?
- Твоей жене.
- Почему?
- Она имеет право на все это.
- На что, это?
- На все, - Булка вытерла слезы тыльной стороной ладони. Отстранилась. – На тело, глаза, голос…
- Успокойся, Булочка, - он попытался прижать ее к себе.
- Нет! – оттолкнула его. – Ты никогда не будешь со мной!
- Почему? – он выгнул брови, став похожим на смайлик в интернете.
- Потому, - она копалась в своей сумочке, пытаясь отыскать что-то важное. Нашла. Достала маленький смешной пистолет. Направила на него. – Смешно?
- Булка, прекрати, - он попытался оттолкнуть ее руку.
- Нет, любимый, - она нажала на курок.
Маленькая пуля, вырвавшись из своего убежища, разогнавшись до огромной скорости, вошла точно в середину его лба, ломая кость, проникая прямо в мозг.
Булка сосредоточенно смотрела, как его грузное тело падает на пол. Потом, удостоверившись, что он уже не дышит, аккуратно вставила теплый ствол пистолета себе в рот. Маленьким пальчиком плавно нажала на курок…
Антон и Парамон
Он поймал ее взгляд и пропал. Все полетело в тартарары – и грамотно налаженный бизнес, и квартира в центре, и дача, и даже какие-то незначительные накопления за все эти годы. Все продал, подчистую. Только для того, чтобы потакать ее малейшим прихотям, чтобы позволила находиться рядом с собой. А когда деньги закончились, она просто ушла. Он метался по комнате, как раненый зверь. Пытался преследовать, но не смог приблизиться к ней даже на расстояние вытянутой руки – помешала охрана ее нового воздыхателя. Рвал вечером на опустевшей кухне в клочья фотографии, и успокаивался ненадолго, только зарываясь лицом в складки забытого ею платья, вдыхая каждой клеточкой своего тела такой родной запах.
1.
- Вставай, сука, - тяжелый носок ботинка нескладного, долговязого милиционера больно впился между ребер. – Глянь, Серый, разлегся. Тебе, што-на, санаторий тута?
- Тута, - хмыкнул в густую бороду разбуженный бомж. – Вы что-то хотели, господа?
Служители порядка недоуменно переглянулись. Рыжий, коротконогий отстегнул дубинку с пояса.
- Бить будете? – догадался тот.
- Ага, - буднично ответил тот, обернувшись к напарнику. – Чего ты тянешь, Колян? Давай на санаторий наложим мораторий.
- Погоди-ка, Серый, - долговязый Колян отодвинул того и наклонился к бомжу. – Ты что, новенький тута? – зашептал ему на ухо. Дождался ответного кивка. – Кому платишь? Никому? Я так и думал. Значицца так, - он выпрямился и отстегнул свою дубинку, видимо для большей аргументации. – Платить будешь нам раз в неделю. Полтора стольника в день. Понял? Итого, в следующий вторник с тебя тысяча.
- Пятьдесят, - вклинился рыжий.