Секс и ветер

- Нет, - директор рубанул воздух ладонью. – Нет денег, Юрий Николаевич, и не проси.

- Так я ж не за себя, - дыхнул вчерашним перегаром Юра. – Ты ж знаешь, я отработаю. По гроб жизни…

- Хватит! – директор хлопнул ладонью по полированной столешнице. – Не дам!

- Су-у-ука! – заорал Юра тогдашним командирским голосом. – Себе зарплату сообразил московскую, а подчиненным – хрен с маком? Убью!

- Иди, проспись, - вяло отреагировал на крик директор. – Завтра позвони.

***

Ехали долго – четыре дня в прокуренном плацкартном вагоне. На купейный пожалели денег – в последний момент банк дал кредит. Директор надавил на какие-то бюрократические рычаги и выбил квоту на операцию в Москве. Юрка не пил, только хмуро смотрел в окно на «сколько в ней лесов, полей и рек» и думал. Что, если операция не поможет? Отставить негатив! Всё будет хорошо. А как же мы без нее? Ведь на Маринке всё держится. Андрюху я еще подниму – два года осталось до совершеннолетия, а как быть с внуком? Это пока у них всё нормально, а там – кто знает? Он покосился на спящую Марину. Тридцать три года вместе, с ума съехать. А, ведь, было всяко. Но, ведь выдюжили. Потому, что вместе. Всё будет хорошо – это будет мантрой на ближайшее время. А плохо-то как! Рюмашку бы…

***

Во дворе больницы стоял кран. Не башенный, и даже не козловой. Обычный водопроводный кран, рядом с давно не крашеной скамейкой. Он гордо задирал свой носик в небо, опираясь на ржавую трубу. Барашка у него не было, а ему и не надо. С годами он утратил свою сущность – переливать из пустого в порожнее, зато приобрел иную – психотерапевтическую. Марине рассказала о нем соседка по палате. Мол, имеет этот кран волшебную силу – если будешь делиться с ним своими бедами, то он их у тебя и заберет. И пришлось верить, хотя, кому рассказать – засмеют. Однако Юрке рассказала. А однажды увидела из окна, как он сидит на скамейке, повернувшись к крану, и шевелит губами.

***

Марину выписали на пятый день после операции. С синяками под отекшими глазами и повязкой «шапка летчика» на бритой голове выглядела она, как «немец под Москвой». Юрка на радостях напился вдрызг – рентген и анализы показали отсутствие неприятностей. Обратно ехали, как короли. Взяли билеты в купейный вагон, а попутчиков не оказалось аж до самого Красноярска. Юрка орал пьяным шепотом: «Челове-е-ек проходит, как хозя-я-яи-и-ин!». Марина шикала на него, глядела в окно и гладила Юрку по волосам, когда он забывался в коротком сне. На перроне их встречали дети. Шумно галдя, все ввалились в квартиру, отдраенную Полинкой к их приезду. После шумного застолья все разбрелись по комнатам. Полинка мыла посуду, гремя вилками, а Марина допивала чай с лимонным соком.

- Мам, - Полинка прикрыла кран. – Не хотела тебе говорить до операции. Читала в интернете, что благополучных исходов в твоем случае – около трех процентов.

- Я тоже читала, - откусила Марина сушку.

- Выходит, везучая ты? – Полинка присела рядом.

- Это меня Матрона вытянула, - Марина достала из кармана деревянную иконку размером с ладонь. – Молилась я ей день и ночь, вот она и спасла.

Дочь осторожно взяла иконку в свои ладони, пристально вглядываясь в черты лица святой.

- Да еще кран помог, - Марина отставила пустую чашку. – Я ж ему пожаловалась, что картошку не успели посадить.

- Кран? Какой кран?

Ангел и я

– Вкусно, - она скользнула мокрыми губами по его соскам.

- А я как-то вычитал в интернете, что самый бесполезный орган человеческого тела – это мужские соски.

- Не знаю, - она потянулась, выгнув спину. – Может, не такой уж бесполезный?

Свесилась с кровати. Подняла с пола два бокала. Один протянула ему.

- Опять?

- Что?

- Ты можешь не пить? – он приподнялся на локте и посмотрел на часы. – В пять утра.

- Нет, - она обмакнула свои роскошные чувственные губы в аромат коньяка. Выдохнула. – С тобой, нет.

- Почему? – он почувствовал, как раздражение накатывает мягкими волнами. – Я тебя в чем-то не устраиваю?

- Только с тобой я поняла, что значит быть женщиной, - она встала с постели, потянувшись, как кошка. – Я в душ. Идешь со мной?

- Ты не ответила на мой вопрос, - он сделал глоток из бокала.

- Не пить в пять утра? – обернулась она. Ее спина, голая и такая изящная, притягивала его, возбуждая. – Ты хочешь быть отцом моих детей?

- Каких детей? – он встал с кровати, нашаривая часы. В голове крутились шальные мысли: «Зачем часы? Какие дети? Почему я? В сорок с лишним».

- Успокойся, - она открыла дверь в ванную комнату. – Ты – не мой герой.

- Я? – он смешно пытался попасть ногами в джинсы. – А кто же тогда? Твой Петя?

- Давай не будем о нем, - она поставила пустой бокал на столик. – Тем более, что там все кончено.

- Да, - он пытался застегнуть железные пуговицы на ширинке джинсов. – Не будем, о нем. Или будем?

- Нет, - она отставила пустой бокал. – Почему мне так нравятся твои руки?

- В смысле?

- Ну, когда ты упираешься ими в стену, - она присела на стеклянный стол. При этом, ее гладкая попа прижалась к холодному стеклу, растекаясь по его поверхности упругой похотью.

Он почувствовал, как что-то дикое просыпается внутри.