Читаем Секс и вытеснение в обществе дикарей полностью

Мы должны теперь задаться вопросом, почему этот соблазн действительно опасен для человека, хотя и безвреден для животных. Мы уже выяснили, что в случае с человеком трансформация эмоций в организованные сентименты составляет сущность социальных связей и культурного прогресса. Как убедительно доказал Шанд, такие системы выстраиваются по определенным законам: они должны быть гармоничны, т. е. эмоции должны быть непротиворечивыми, и сентименты должны быть организованы таким образом, чтобы обеспечить согласованность и непрерывность этих сочетаний. Внутри семьи развитие сентимента между матерью и ребенком начинается с ранней чувственной привязанности, связывающей их глубоким врожденным интересом. Однако затем эта установка должна измениться. Функция матери состоит в обучении, наставлении, культурном влиянии и домашней власти. Подрастающий сын реагирует на эту ее функцию подчинением и почитанием. В течение детства, т. е. в течение этого чрезвычайно продолжительного в психологическом отношении периода, который начинается с отлучения от груди и заканчивается достижением зрелости, эмоции почитания, зависимости, уважения, а также сильной привязанности должны стать доминирующими в отношении мальчика к матери. Также в это время должен развиваться и завершиться процесс эмансипации, разрыва всех физических контактов. Семья на этом этапе — по сути, культурное, а не биологическое образование. Отец и мать воспитывают ребенка, пока он не достигает независимости и культурной зрелости; их физиологическая роль уже исчерпана.

В такую ситуацию тенденция к инцесту внесет деструктивный элемент. Любое сближение с матерью с чувственными или эротическими намерениями будет означать разрыв построенных с таким трудом отношений. Совокуплению с ней, как и всякому совокуплению, должны предшествовать период ухаживания и тип поведения, совершенно несовместимый с подчинением, независимостью и почитанием. Мать, более того, не одна. Она замужем за другим мужчиной. Любой чувственный соблазн полностью расстроит не только отношения между сыном и матерью, но также, косвенно, отношения между сыном и отцом. Активное враждебное соперничество заменит гармоничные отношения, заключающиеся в полной зависимости и подчинении руководству. Если, следовательно, мы соглашаемся с психоаналитиками, что инцест должен быть универсальным соблазном, то видим, что он несет опасность не только психологического плана и эту опасность нельзя объяснить гипотезами, подобными фрейдовской гипотезе первобытного преступления. Инцест должен быть запрещен, потому что, если наш анализ семьи и ее роли в формировании культуры верен, инцест несовместим с установлением первооснов культуры. В цивилизации, обычай, мораль и закон которой допускали бы инцест, семья не могла бы существовать. В определенный момент происходило бы разрушение семьи, что влекло бы за собой полный социальный хаос и невозможность продолжения культурной традиции. Инцест означал бы уничтожение возрастных различий, смешение поколений, дезорганизацию сентиментов и насильственную смену законов как раз в тот период, когда семья является важнейшей образовательной средой. Никакое общество не смогло бы существовать в таких условиях. Альтернативный тип культуры, при котором инцест запрещен, — единственный тип, совместимый с существованием социальной организации и культуры.

Наше объяснение, в сущности, не расходится со взглядами Аткинсона и Ланга, считающих запрет на инцест первобытным законом, хотя наша аргументация отличается от их гипотезы. Мы также не согласны с Фрейдом в том смысле, что не можем принять представления об инцесте, обусловленном врожденным поведением ребенка. От Вестермарка нас отличает то, что отвращение к инцесту представляется нам не естественным импульсом, простой склонностью не вступать в сексуальные отношения с людьми, с которыми живешь с детства в одном доме, но скорее сложной схемой культурных реакций. Мы смогли вывести необходимость табу на инцест из изменения инстинктивных тенденций, что должно происходить параллельно с социальной организацией и культурой. Инцест как нормальная модель поведения не может существовать в человеческом сообществе, потому что он несовместим с семейной жизнью и дезорганизовал бы самые ее основания. Основополагающая модель социальных связей — нормальная реакция ребенка на мать и отца была бы разрушена. Из состава каждого из этих сентиментов должен быть исключен половой инстинкт. Этот инстинкт труднее всего контролировать, и он наименее совместим с другими. Соблазн инцеста, следовательно, по необходимости вводится культурой в силу формирования постоянных организованных установок. Таким образом, это в определенном смысле первородный грех человека. Он должен искупаться во всех человеческих обществах через действие одного из важнейших и универсальных правил. Но даже и тогда, как показал нам психоанализ, табу на инцест преследует человека всю жизнь.

<p>10. Власть и вытеснение</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги