Секс как орудие убийства

– Они увидят мое изображение на дискетах видео­камер, но это не страшно. – Кевин втянул в себя воздух и медленно выдохнул. Люциус всегда был его утешите­лем; одобрение друга позволяло справиться с нервами. – А ведь я не стал бы изменять внешность, если бы клуб был расположен хоть немного подальше.

– Судьба! – Люциус засмеялся, заставив друга улыбнуться. – Судьба есть, верно? И она на нашей сто­роне. Кев, наши дела идут все лучше и лучше. Ты позаботишься о счете? Создашь новый?

– Да. Без проблем. – Кев пожал плечами. В мире электроники он мог все. – Люциус, они сообщили пуб­лике много подробностей. О «чатах», о наркотиках… Может быть, сделаем перерыв?

– На самом интересном месте? Нет уж. Чем больше риск, тем сильнее возбуждение. Наконец-то мы нашли стоящего противника. Игра становится по-настоящему азартной.

– Я мог бы оставить счет открытым, – задумчиво сказал Кевин. – И положить туда приманку.

– Ага! – Люциус хлопнул ладонью по ручке крес­ла. – Тебя тоже увлекла игра? Подумай об этом во вре­мя завтрашнего свидания. Представь себе, что вы с да­мой обсуждаете эту ужасную новость за бокалом вина. Она слегка дрожит, сочувствуя судьбе своих покойных сестер. И не подозревает, что скоро сама разделит ее. О боже, как это тонко! Во всяком случае, ясно одно: скучать нам не придется.

Кевин чувствовал, как виски бежит по его жилам; голова слегка кружилась, но это было даже приятно.

Совершенно успокоившись, он взял у друга сигарету и затянулся.

– Да уж, пока что такая беда нам не грозит. Я уже знаю, что надену завтра. И как буду выглядеть. Эта Мо­ника такая же сексуальная, как ее имя… – Он помед­лил, боясь разочаровать Люциуса. – Только я не знаю, смогу ли дойти до конца. Не знаю, смогу ли убить ее.

– Сможешь и убьешь. Нельзя снижать планку, – с улыбкой ответил ему Люциус. – Подумай вот о чем, Кевин. Прикасаясь к ее обнаженному телу, утопая в нем, ты будешь знать, что больше никто этого не сделает. Что ее последним ощущением в жизни будет ощущение движений твоего члена.

Кевин почесал в затылке.

– Знаешь, в этом действительно что-то есть. Во вся­ком случае, приятно сознавать, что она умрет счаст­ливой.

Ледяному смеху Люциуса откликнулось громкое эхо.

Пибоди всегда старалась сбросить лишний вес и по­этому вышла из метро за шесть кварталов от дома Евы. Впрочем, у нее была еще одна причина для этой пешей прогулки. Наказание за грех. Это решение было дос­тойно настоящего квакера. Конечно, таких понятий, как грех и наказание, в их общине не существовало – толь­ко равновесие и отсутствие равновесия. Но различия между этими понятиями были тонкими и несуществен­ными.

Она выросла в большой небогатой семье, все члены которой верили, что каждый человек должен исполнить свое предназначение, и считали, что следует быть чест­ным с самим собой. Пибоди тоже стремилась быть че­стной с самой собой и считала себя городским полицей­ским, который в данный момент пытается сохранить… э-э… да, равновесие.

Правда, сейчас она тосковала по родным. По взаимной любви и простоте нравов, которые царили в их се­мье. Черт побери, может быть, ей и в самом деле следовало взять несколько отгулов, посидеть на материнской кухне, уплетая домашнее печенье, и отдаться простым человеческим чувствам?

Ибо Пибоди действительно не понимала, что с ней творится. Почему ей грустно, почему она не находит се­бе места и так недовольна собой? Ведь она получила то, чего хотела больше всего на свете. Она была копом, чертовски хорошим копом и работала под началом жен­щины, которую считала совершенством. За последний год она многому научилась. Не просто технике, но то­му, что отличает хорошего полицейского от выдающе­гося, который не стремится поскорее закрыть дело, а копает глубже и неравнодушен к жертвам преступле­ний. Который всегда помнит о них.

Пибоди знала, что с каждым днем работает все луч­ше, и могла гордиться этим. Кроме того, ей нравилось жить в Нью-Йорке и следить за тем, как изменяется его облик от квартала к кварталу. «Этот город полон, – ду­мала она. – Полон людей, сил, действия». Конечно, можно было бы съездить домой и посидеть на материн­ской кухне, но она никогда не смогла бы снова посе­литься там. Ей требовался Нью-Йорк.

Она радовалась своей маленькой квартирке, где все принадлежало ей. У нее были надежные товарищи, вер­ные друзья и достойная уважения карьера. Она встречалась… ну да, встречалась с одним из самых красивых, умных и опытных мужчин на свете. Он водил ее в кар­тинные галереи, в оперу, в шикарные рестораны. Бла­годаря Чарльзу она узнала не только другую сторону Нью-Йорка, но и другую сторону жизни.

Но по ночам Пибоди без сна лежала в кровати, смотрела в потолок и думала, почему ей так одиноко.

Ей нужно было избавиться от этого. В ее семье де­прессией никто не страдал, и она не собиралась быть первой. Может быть, ей требовалось найти себе ка­кое-нибудь хобби. Вроде росписи стекла или карли­кового садоводства, голографической фотографии, макраме.

«Черт побери!» – Именно так и подумала Пибоди, когда из метро выскочил Макнаб и чуть не столкнулся с ней.