Секс. Любовь. Свадьба (СИ)

— Думаю, они имеют в виду тени для век.

— Оу, — хихикает Кейт и продолжает читать: — Розовые губы. Красные румяна. Черная тушь. Запасные заколки. Лак для волос. Сеточка для прически в тон цвету волос… — Подруга замолкает, широко раскрыв глаза. — Она балерина или мелкая китайская проститутка?

— Кейт! — возмущенно вздыхаю я, пытаясь сдержать смех.

Следуя за мной, она переводит взгляд от бумаги на меня, а затем шепчет высоким голосом:

— Мы будем любить тебя вечно.

Как только мы оказываемся в доме, Севи выскакивает через заднюю дверь, чтобы поиграть с собакой, а я кладу Фин на диван.

Кейт осматривает дом, замечая бардак и посуду, которая до сих пор лежит в раковине, а затем улыбается мне.

— Ну, как прошла вчерашняя ночь?

Вздыхая, я киваю в сторону кухни и жду, когда она пойдет за мной, чтобы не разбудить Фин. Поверьте, она спокойно спит при посторонних звуках, но я не хочу говорить о своих проблемах рядом с ней. Если Финли услышит все это, то ее первым словом будет что-то типа «член», «Виагра» или еще хуже… «порно».

— Все пошло не так, как я планировала, — говорю я Кейт, сидя за кухонным островком с кофе в руках. — Ноа порезал руку, нам пришлось ехать в отделение скорой помощи. — Я машинально останавливаю взгляд на столешнице, к которой он толкнул меня и трахнул. Признаюсь, это было горячо и напомнило первый год брака, когда ничего, кроме секса и совместной жизни, не имело значения. — Ага. Полнейшее безумие. Во всяком случае, ночь мы закончили в поликлинике. А Боннер присматривал за детьми. Это была катастрофа.

— Могу сказать только одно, — смеется Кейт, глядя на задний двор, где Севи копирует каждую собачью повадку, — вы оставили своих детей с Боннером. Они все еще живы?

Мою грудь тут же пронзает боль. Да, я хочу рассказать, но не могу. Никому из здешних я не говорила о Маре. Я просто не готова кого-то посвящать в эту часть нашей жизни.

— Да. Он хорошо с ними справился, если не считать того, что Оливер теперь желает переехать к нему, а Севи нашел двух лучших подруг. Он в буквальном смысле спал на сиськах Эшлинн, словно они для него и созданы.

— Я бы тоже полежала на ее сиськах. Ты их видела?

— На самом деле да. Я посмотрела один из ее фильмов.

Кейт от удивления широко раскрывает глаза.

— Ты смотрела? Какой именно? Я видела тот, где она впустила одного парня в задницу, а другого — в вагину. После этого я не перестаю про себя думать: ого, как ее растянули.

Я смеюсь, качая головой.

— Название фильма не помню, но точно не этот. Потом вошел Ноа, застукал меня, я запаниковала, швырнула айпад в стену, и он разбился.

— Твою мать! — Подруга хлопает ладонями по столешнице. — Расскажи мне. Все. В. Деталях.

— Боннер дал ему «Виагру»… — Я замолкаю, чтобы посмотреть на реакцию Кейт. Никогда не знаешь, чего от нее ожидать.

— Что-о-о? — Ухмыляясь, она поднимает бровь.

Я рассказываю ей все события, которые привели нас в душ, потом на кухню, а затем к встрече с педиатром Мары. Я говорю ей все это, потому что мне нужно высказаться. Мне необходимо снять камень с души и сказать то, что не узнал утром мой дневник, поэтому… Не знаю почему, но я доверяюсь Кейт.

— Кто такая Мара? — робко спрашивает она, как будто все это время знала ответ.

— Наша дочь, которая умерла в прошлом году.

Я даже не могу сказать, что случилось и почему, просто говорю, что она умерла.

Все по-разному воспринимают известие о потере своего ребенка. Вы видите эмоции на лицах этих людей. Каждую эмоцию. Сначала шок. Затем любопытство, почему это случилось. И, наконец, проявление сочувствия, когда люди, представив себя на вашем месте, чувствуют то небольшое опустошение, которое вы, должно быть, испытали. Они печалятся за вас.

Я не хочу сочувствия. Не хочу слышать «Мне так жаль» или «Если я могу чем-то помочь…». Я желаю, чтобы моя дочь вернулась, черт побери. Это все, чего я хочу.

Кейт тянется к моей руке и крепко меня обнимает.

— Я знаю, что у меня не такие большие сиськи, как у Эшлинн, но тебе придется их представить.

И я позволяю подруге обнять меня, потому что мой муж не хочет или не может этого сделать. Она не спрашивает, как умерла наша дочь, не интересуется деталями. Я не хочу рассказывать о ее смерти и ценю это.

Около двадцати минут я плачу на несуществующих сиськах Кейт, затем она отстраняется и смахивает свои собственные слезы.

— Я рева-корова. Если кто-то плачет, я тоже реву.

Смеясь, я достаю бумажное полотенце и вытираю сопли.

— Все нормально. Почти все плачут или едва сдерживают слезы, когда им сообщают, что чей-то ребенок умер.

Кейт вздыхает, но ничего не говорит, а потом хлопает по моему плечу.

— Кстати, ты помогаешь мне с днем рождения моих детей в эти выходные.

Я качаю головой. Она так ловко сменила тему и заставила меня смеяться, а не плакать. Именно это мне и нужно было. Больше, чем я осознавала.

— Ненавижу вечеринки по случаю дня рождения, — признаюсь я, зная, что Кейт не собирается осуждать меня за то, какая я мать. — Мама Ноа всегда планирует вечеринки для детей.