Секс на заре цивилизации. Эволюция человеческой сексуальности с доисторических времен до наших дней

Внешнее сходство действий животных с нашими заставляет нас предположить, что и их внутренний мир похож на наш. Продолжая следовать этому принципу, можно заключить, что поскольку схожи наши внутренние действия, то и причины, их побуждающие, так же должны быть похожи. Следовательно, любая теория, претендующая на объяснение ментальных процессов, свойственных как людям, так и животным, должна в равной степени применяться и к первым, и ко вторым.

Дэвид Юм. Трактат о человеческой природе (1739–1740)

Генетически шимпанзе и бонобо в зоопарке гораздо более близкие родственники вам и другим посетителям с билетами, чем гориллам, орангутангам, мартышкам и прочим обитателям клеток в секции «Приматы». Наши ДНК отличаются от ДНК шимпанзе и бонобо примерно на 1,6 процента, и это значит, что они ближе к нам, чем собака к лисе, белорукий гиббон, или лар, к северному белощёкому хохлатому гиббону, индийский слон к африканскому слону или (чтобы сделать приятное любителям птиц) красноглазый виреон к белоглазому.

Родословные наших предков говорят, что линии шимпанзе и бонобо разошлись с линией человека всего пять-шесть миллионов лет назад (хотя, возможно, скрещивание продолжалось ещё около миллиона лет после этого), а шимпанзе разошлись с бонобо где-то между 3 миллионами и 860 тысячами лет назад⁶⁰. Не считая этих кузенов, наши «фамильная дистанция» с другими предками куда значительнее: горилла отошла от общей линии около девяти миллионов лет, орангутанг – 16 миллионов, а гиббоны, единственные моногамные человекообразные, – около 22 миллионов лет назад. Анализ ДНК свидетельствует, что последний предок, общий для человекообразных и других обезьян, жил около 30 миллионов лет тому назад. Если перенести эти расстояния относительного генетического родства на карту, где 1 миля будет представлять сто тысяч лет в направлении общего предка, то ситуация будет выглядеть следующим образом:

• Homo sapiens sapiens: Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.

• Шимпанзе и бонобо – практически соседи, где-то в 30 милях друг от друга: в Бриджпорте, штат Коннектикут, и в Йорк-Таун-Хайтсе, штат Нью-Йорк. Оба не далее чем в 50 милях от Нью-Йорка, до человека могут добраться пригородным транспортом.

• Гориллы жуют чиз-стейк в Филадельфии, штат Пенсильвания.

• Орангутанги живут в Балтиморе, штат Мэриленд, занимаются тем, чем обычно занимаются жители Балтимора.

• Гиббоны занимаются законодательным закреплением моногамии в Вашингтоне, округ Колумбия.

• Нечеловекообразные обезьяны Старого Света, или мартышковые (павианы, макаки), – где-то в Роуноке, штат Вирджиния.

Карл Линней, первый, кто таксономически отделил людей от шимпанзе (в середине XVIII столетия), в конце концов в этом раскаялся. Это разделение (шимпанзе – человек) сегодня считается недостаточно научно оправданным, и многие биологи выступают за новую классификацию, которая бы отразила наши с шимпанзе и бонобо разительные сходства и объединила нас с ними.

Николас Тульп, хорошо известный голландский анатом, достигший бессмертия на полотне «Урок анатомии» Рембрандта, сделал первое точное описание анатомии человекообразной обезьяны в 1640 г. Тело, вскрытое Тульпом, настолько напоминало человеческое, что, как он выразился, «трудно найти два яйца, более похожих». Хотя Тульп назвал этот экземпляр «индийским сатиром» и отметил, что местные жители звали его орангутангом, современные приматологи, изучившие заметки Тульпа, считают, что это был бонобо⁶¹.

Как и мы, шимпанзе и бонобо – африканские человекообразные обезьяны. Как все человекообразные обезьяны, они не имеют хвоста. Большую часть времени они проводят на земле, крайне разумны и очень социальны. У бонобо главной особенностью социального взаимодействия и гарантией сплочённости группы является сверхразвитая сексуальность, практически не направленная на размножение. Антрополог Марвин Харрис считает, что бонобо получают «репродуктивный бонус, который компенсирует их расточительную стрельбу по овулирующим мишеням». Этот бонус – «более интенсивная форма социальной кооперации между самцами и самками», что приводит к «большей сплочённости социальной группы, более безопасной среде обитания для подрастающих детёнышей и, следовательно, большим репродуктивным шансам для самых сексуальных самцов и самок»⁶². Другими словами, беспорядочность сексуальных связей у бонобо даёт им значительные эволюционные преимущества.