Секс на заре цивилизации. Эволюция человеческой сексуальности с доисторических времен до наших дней

Были ли мы действительно рождены в лучшем из возможных мест и в лучшее время? Или наше время – лишь случайный момент в бесконечном ряду моментов, со своими радостями и разочарованиями? Может, вам покажется абсурдной такая постановка вопроса, предположение, что есть другой выбор. Но он есть. В этом наша психологическая тенденция – видеть собственный опыт стандартом, а наше сообщество – Людьми с большой буквы; верить, может, подсознательно, что мы избранные, с нами Бог, и наша команда заслуживает выигрыша. Видя настоящее в таком приукрашенном свете, мы рисуем прошлое кроваво-красными тонами, полным страданий и ужаса. Гоббс продолжает расчёсывать этот психологический зуд человечества уже несколько столетий.

ОН ДИКАРЬ И ДУМАЕТ, ЧТО ОБЫЧАИ ЕГО ПЛЕМЕНИ И ЕГО ОСТРОВА – ЭТО ЗАКОНЫ ПРИРОДЫ.

Джордж Бернард Шоу. Цезарь в «Цезаре и Клеопатре», акт II

Предположение, что эволюция есть процесс улучшения, что эволюционирующие организмы прогрессируют к некоему конечному, идеальному состоянию, – общепринятая ошибка. Это не так – и для них, и для нас. Эволюционирующее сообщество или организм просто приспосабливается со сменой многих поколений к изменяющимся условиям. Модификации могут дать немедленные преимущества, но они на самом деле не есть улучшения, ведь внешние условия постоянно меняются.

Эта ошибка и лежит в основе предположения, что здесь и сейчас очевидно лучше, чем там и тогда. Через три с половиной столетия учёные продолжают цитировать Гоббса, рассказывая, какое это счастье для нас – жить после образования государств, избегнув страданий дикого прошлого. Так приятно думать, что мы счастливчики, но давайте зададим крамольный вопрос: действительно ли мы настолько счастливы?

Доисторическая бедность или первобытное изобилие?

Доисторический человек не имел привычки запасать еду, но это не значит, что он жил, хронически недоедая. Исследования костей и зубов доисторических людей доказывают, что для древней жизни характерны периоды как постов, так и пиршеств, но продолжительный голод был редкостью. Откуда нам известно, что наши предки не жили на грани голодной смерти?

Если дети и подростки не получают необходимого питания хотя бы в течение недели, рост длинных костей рук и ног замедляется. Когда питание восстанавливается, кости вновь ускоряют рост, и плотность костной ткани изменяется. С помощью рентгена можно определить эти красноречивые свидетельства режима питания на древних костях, именуемые линиями Гарриса²²³.

Более длительные голодовки оставляют следы на зубах, известные как гипоплазия – обесцвеченные прослойки и мелкие сколы эмали, сохраняющиеся в окаменелостях в течение многих столетий. Археологи обнаружили меньше линий Гарриса и следов дентальной гипоплазии в останках доисторических собирателей, нежели в скелетах оседлых жителей деревень, систематически обрабатывавших землю и питавшихся выращенным урожаем. Племена собирателей, будучи в высокой степени мобильными, вряд ли страдали от длительного голода; в большинстве случаев они просто переходили на другое место с лучшими условиями.

Были исследованы примерно 800 скелетов из Диксон Маундс в низовьях долины Иллинойс. Картина изменений в здоровье при переходе от собирательства к выращиванию кукурузы около 1200 г. до н. э. достаточно красноречива. Археолог Джордж Армелагос и его коллеги пишут в отчёте, что останки земледельцев по сравнению с их предшественниками-собирателями на 50 % чаще указывают на случаи хронического недоедания и в три раза чаще – на серьёзные инфекционные заболевания (проявляются в патологических изменениях костей). Более того, было обнаружено увеличение детской смертности, задержки роста костей у взрослых и четырёхкратное учащение поротического гиперостоза (разрастание костной ткани. – Прим. пер), показателя анемии, связанной с недостатком железа, более чем у половины популяции²²⁴.