Помните вечный вопрос, который задают собиратели, если им предлагают шанс на вхождение в цивилизованный мир земледелия: «Зачем?». Зачем тяжёлая работа, если вокруг столько орехов монгонго? Зачем вкалывать высунув язык на прополке грядок, если есть «много рыбы, много фруктов, много птицы»?
В 1902 г. «Нью-Йорк Таймс» напечатала обзор, озаглавленный: «Найден возбудитель лени». Некто доктор Стайлс, зоолог из Министерства сельского хозяйства, как казалось, обнаружил микроба, которого следует винить в появлении «дегенератов, известных как
Сколько бобров гибнут при постройке плотины? А у птиц бывают приступы головокружения, из-за которых они падают с небес? Сколько рыбы тонет в воде? Редкие явления, бьёмся об заклад. А вот человек платит за труд хроническим стрессом, и многие считают это нормой.
В японском языке есть специальное слово, означающее «смерть от чрезвычайного усердия в работе». Японская полиция сообщает в отчётах, что 2200 работников покончили с собой в 2008 г. из-за ужасных условий работы, а по данным «Ренго», профсоюзного объединения, ещё в пять раз больше умерли от сердечных приступов, вызванных стрессами. Но независимо от того, существует ли в вашем языке подходящее слово, разрушающий эффект хронического стресса не ограничен Японией. Сердечные заболевания, проблемы кровообращения, нарушения пищеварения, депрессия, сексуальные дисфункции, ожирение – за всем этим невидимой тенью маячит хронический стресс.
Если развитие человека действительно проходило в гоббсианской пытке постоянного страха и нервозности, если жизнь наших предков действительно была одинокой, бедной, злобной, жестокой и короткой, то почему тогда мы до сих пор не смогли приспособиться к стрессам?296
Кого это ты, приятель, называешь романтиком, витающим в облаках?
Многие вроде бы разумные люди, кажется, изнывают от желания найти корни войн в нашем глубоком первородном прошлом, представляют довольных жизнью собирателей
Если доисторическая жизнь была постоянной борьбой и заканчивалась ранней смертью, если наш вид имеет единственный жизненный стимул – своекорыстный интерес, если война – это наша древняя, биологически запрограммированная склонность, то, как утверждает Стивен Пинкер, всё должно со временем только улучшаться. В свете этого панглоссианского взгляда, «мы, возможно, живём в самом мирном времени на земле для нашего вида». Хорошая новость, конечно, причём именно это и хочет слышать публика. Хочется верить, что всё улучшается, наш вид учится, растёт, процветает. Кто же отказывается от поздравлений по поводу того, что
Это похоже на фразу Дж. Бернарда Шоу: «Патриотизм – это убеждение, что ваша страна лучше всех, потому что вы в ней родились». Утверждение, что наше время – самое миролюбивое, столь же безосновательно, сколь и отрадно в эмоциональном плане. Журналист Луи Менан обращал внимание на консервативную, исключительно политическую функцию науки, которая предоставляет «объяснение, почему всё так, а не иначе, причём таким образом, что объяснение не угрожает текущему положению вещей». Он задаёт риторический вопрос: «Почему некоторые чувствуют себя несчастными или проявляют антисоциальное поведение, когда они живут в самом свободном и процветающем мире на земле? Система не может быть виновата!»297
Действительно, в чём проблема? Всё великолепно. Жизнь прекрасна, и становится только лучше! Меньше войн! Больше продолжительность жизни! Новое и улучшенное человеческое бытие!Нарисованное рекламными агентствами с Медисон-авеню, наше супер-пупер-новое и улучшенное настоящее обрамлено в выдуманное, кровавое, гоббсианское прошлое. Тем не менее публике это продаётся как «обоснованная реалистическая позиция», и только попробуй спросить, чем это всё обосновано. От вас просто отмахнутся как от романтического мечтателя, всё ещё льющего слёзы над смертью Дженис Джоплин и выходом из моды джинсов клёш. Но якобы реалистические доводы полны прорех в виде непонятых данных, ошибочных интерпретаций, неточных расчётов. Непредвзятые данные из соответствующих областей науки чётко демонстрируют, что десятки тысяч лет до освоения земледелия, хотя это и не было временем непрестанного утопического блаженства, человек по большей части обладал крепким здоровьем, отличался внутри– и внегрупповым миролюбием, низким уровнем хронического стресса и высоким уровнем общего довольства жизнью.